Страница 1

Страница 1_04



		Бойцы вспоминают минувшие дни.

	"В роте автоматчиков"
	Г. Д. Шержуков
	автоматчик

	Свои воспоминания о славных ратных подвигах однополчан-воронежцев хочется начать с известного четверостишия А. Твардовского:
	... Я и сам понять умею, Я вторую, брат, войну. И ранения имею, И контузию одну.
	Да, Великая Отечественная война для меня была не новинкой. Еще в декабре 1919 года я вместе с четырьмя братьями и женой старшего брата сражался на фронтах гражданской войны. Драться с беляками пришлось на Кавказе.
	И вот двадцать лет спустя снова в родном небе запахло войной.
	В то лето я находился в больнице. Но уже знал, что по выздоровлении снова возьмусь за оружие.
	... Значит, снова биться, братцы, Как в двадцатый год. На советские границы Немец — враг идет.
	В начале октября 1941 года я вышел из больницы и сразу же подал заявление военкому с просьбой направить меня на фронт. Надо пройти медицинскую комиссию, — сказал военком.
	— Да я только что из больницы. Выписали — значит здоров.
	— Все равно на фронт не торопись. Поучиться надо.
	— Какая еще учеба! Оружие держать умею, убивать фашистов вполне способен. Воевал еще в гражданскую.
	Словом, убедил я военкома, настоял на своем. С первой же маршевой ротой отправляюсь на передовую. Идем на запад, а навстречу нам бредут по вязкой осенней грязи толпы женщин, едут подводы с домашним скарбом, машины с каким-то оборудованием.
	Как тяжело было смотреть на все это! Хотелось быстрее встретиться с врагом. Но как мы ни рвались в бой, пришлось задержаться в прифронтовой полосе, изучать автоматы, тренироваться в применении бутылок с горючей смесью. В декабре наша маршевая рота прибыла в распоряжение командира Воронежского добровольческого полка. В то время полк стоял в селе Прокуроровке юго-западнее Ельца.
	Мы прибыли в десять часов вечера и вынуждены были сейчас же попрятаться в щели, так как село обстреливали немецкие минометы. Стоял сильный мороз, но мы были тепло одеты и почти не замечали холода. Потом нас построили. К строю подошел командир роты автоматчиков лейтенант Сороковых.
	— Пулеметчики, два шага вперед! — приказал он. Вместе со мной из строя вышли еще четыре человека. Нас повели в роту. Около дома, куда мы пришли, стояла походная кухня. Мы порядком проголодались и с удовольствием уселись вокруг бачка с мясным кулешом.
	Вскоре нас привели в хату, где размещалась рота автоматчиков. Здесь уже находилось 52 бойца. Теснота; как говорят, яблоку негде упасть. Но что поделаешь, в селе почти не осталось хат. Большинство их было сожжено фашистами при отступлении.
	Немцы находились в семи километрах от нас. Нам предстояло выбить фашистов из села Богатые Плоты. К этому и готовились бойцы роты. Все сосредоточенно изучали автоматическое оружие, которое только что было вручено бойцам. Получили автоматы и мы.
	Следует отметить, что роты автоматчиков в то время в наших войсках только создавались. Их создание было вызвано первым опытом боев с фашистами, которые широко применяли автоматическое оружие, имея специальные подразделения. В нашем полку исключительную заботу об автоматчиках проявлял М. Е. Вайцеховский. Он требовал, чтобы автоматчики были тепло, но легко одеты, чтобы при них не было лишнего снаряжения.
	Когда через два дня поступил приказ перейти на другой участок и мы построились, к роте подошел командир полка. Надо сказать, что среди автоматчиков я был самым старшим по возрасту — мне только что исполнилось 39 лет. Видимо, мой возраст и привлек внимание Вайцеховского.
	— Как фамилия, сколько лет, откуда родом? — спросил он меня.
	Доложил, как положено.
	— А почему в кожаной обуви?
	— Выдали при отправке на фронт.
	— Старшину ко мне! — распорядился гвардии полковник.
	Спустя несколько минут я уже был в валенках, как другие бойцы роты. Как нужна была в ту суровую зиму солдату теплая обувь! Стоя ночью в карауле или находясь в дозоре, я потом часто добрым словом вспоминал командира полка.
	В ту зиму приходилось много маршировать. То бой, то переход. Трудно было. Бывало, Михаил Емельянович посмотрит на карту и скажет:
	— Ну, товарищи, пройдем вот эти восемнадцать километров — будет большое село. Отдохнем, отогреемся, может, и баньку организуем.
	Идем. Рядом с нами шагают М. Е. Вайцеховский, начальник штаба А. Т. Худяков. В походе они редко пользовались штабными санками, больше пешком ходили, как и все бойцы.
	Придем в село, а в нем всего два-три полусгоревших дома. Какая уж тут баня. Отдохнуть и то негде.
	Тяжелое было время, но мы не унывали. К нам часто приезжали делегации из Воронежа, привозили подарки, подбадривали бойцов. Нам на первых порах хвалиться особенно было нечем. Успехи на фронте не ахти какие. Мы лишь обещали землякам не пожалеть сил и жизни для победы над врагом.
	Незадолго перед Новым годом мы освободили село Труды Меряева. Жители встречали нас хлебом-солью. Надо сказать, что гитлеровцы накануне Нового года начисто разграбили село. В лучших домах они поставили елки, красочно нарядили их. Готовилось большое пиршество. Но вьюжной ночью наши автоматчики ворвались в село и шквальным огнем вымели врага из теплых хат. Улицы были усеяны трупами фашистов. Мало кому из гитлеровцев удалось спастись бегством. А праздник в селе все же состоялся. Только не гитлеровцы, а советские бойцы и местные жители веселились у нарядных елок.
	В эту же ночь был расстрелян один предатель. Дезертировав из армии, этот подлец пошел в услужение к фашистам. Его привели к нам жители села. Приговор был единодушен: «Собаке — собачья смерть».
	В селе Верхний Ольховец наш полк задержался на три дня. Штаб располагался в каменном доме на центральной улице. Я стоял на посту у дома, когда в штаб пришли Вайцеховский и Худяков. Было часов одиннадцать вечера. Мороз градусов 25—30.
	— По скольку стоите? — спросил командир полка у автоматчика.
	— По полтора часа.
	— Многовато в такой мороз, — сказал Михаил Емельянович. — Зайдите в комнату, погрейтесь минут двадцать, а затем смените своего товарища, что стоит на улице. И так делайте всю ночь.
	Так и было сделано. Когда пришла моя очередь греться в комнате, полковник угостил меня ужином. Душевный был человек!
	В последний раз я видел Вайцеховского утром 19 января 1942 года. В то время я выполнял обязанности связного роты автоматчиков. Всю ночь в штабе было суетно. Мы еще не знали, в чем дело, но догадывались, что готовилось наступление. Немцы в ту ночь вели себя тихо. Они послали в Хохлово пяток снарядов, но, так как ответа с нашей стороны не последовало, успокоились до утра. Часов в одиннадцать участились телефонные звонки. Нас послали вызвать своих командиров.
	Вскоре полк построился в походную колонну и двинулся в путь. Я вернулся в роту. Пройдя 6—7 километров, мы оказались у реки Тим. Роту автоматчиков разбили на группы и распределили по стрелковым ротам, попал в 1-ю роту, к командиру отделения 1-го взвода Артамонову. Вместе со мной были автоматчики Князев, Медведев и еще несколько человек.
	В шесть часов утра 18 января мы прибыли в село Хохлово. Готовилась атака на село Крюково. Сперва открыли огонь наши орудия. Когда мы подвинулись вперед километра на два, в предрассветной темноте сразу вспыхнуло большое количество немецких ракет. Так как не у всех наших бойцов имелись маскировочные халаты, фашисты обнаружили цепи наступающих и открыли сильный огонь.
	—Вперед, короткими перебежками! — раздалась команда.
	Мы кинулись вперед. Падали в снег, вскакивали, снова бежали. А вражеский огонь все усиливался. Во время очередной перебежки я был ранен в ногу и руку. Падая, позвал санитара. Но его поблизости не оказалось. Ко мне подоспели Артамонов и Князев. Командир отделения приказал Князеву доставить меня в санчасть. И вот маленький семнадцатилетний паренек поднял мой автомат, надел его мне на шею, пригнулся, приказал обхватить его за шею и, спотыкаясь в сугробах, понес меня в тыл. Тяжелая ноша давила парня к земле, а он все шел и шел.
	— Брось меня, Мишка, в воронку, может быть, найдут меня санитары.
	— Что ты, — возражал Князев.— Ночью тебя никто не заметит, изойдешь кровью, замерзнешь.
	А бой гремел не умолкая. В санчасть поступало все больше раненых.
	Крюково нашим не удалось взять. Ночью всех раненых перевели из Хохлова в Расховец в полевой госпиталь, потом в глубокий тыл.
	После четырехмесячного пребывания в госпитале я снова вернулся на фронт. В 1943 году был тяжело ранен в голову. Долго лечился. Затем был уволен из армии по состоянию здоровья и вернулся в родной Хохол.