Страница 1

Страница 1_06



		Бойцы вспоминают минувшие дни.

	"С наступающим полком" (Из фронтового блокнота)
	Т. Я. Карельштейн
	военный корреспондент «Комсомольской правды»

	В штабе гвардейской дивизии мы попросили маршрут в полк, действующий в авангарде. Начштадив пояснил на карте обстановку:
	— Полк на плечах противника. За ним нелегко будет угнаться, а путь его — вот он...
	Гвардейская дивизия под командованием генерала Руссиянова стремительно вклинилась в немецкие войска, опрокинула их оборону и наступает на запад от Ельца, перехватывая пути отхода противника. Вместе с другими частями, действующими на этом участке, гвардейцы завязывают бои с ходу, наносят короткие удары, преследуют противника, окружают его. Гвардейский полк, о котором говорил начальник штаба, немцы именуют в своих официальных документах «большевистским полком». И это действительно так. Это коммунистический добровольческий полк воронежцев.
	Едем по шоссе. То справа, то слева, то впереди слышится гул боя. Гвардейцы вгрызаются все глубже и глубже в немецкую оборону, уничтожая группировки противника.
	В штабе нам сказали:
	— Дорога в полк сама поведет!
	И впрямь. Верными указателями служат брошенные немцами автомашины, мотоциклы, повозки, разбитые пушки, снарядные ящики.
	Мы движемся словно по автомобильной выставке, где экспонаты для лучшего обозрения положены то скатами вверх, то набок. Видно, как машины совершали головокружительные пируэты, вскакивали в овраги, падали с мостов. Вот уткнулся в лед речушки шикарный голубой автобус с массивной стеклянной куполообразной крышей и богатыми кожаными сиденьями. Вдоль бортов огромные, сверкающие инеем буквы: «Экспресс». Где, в каком городе стащили его фашистские громилы, откуда привезли сюда? Из Бельгии? Из Голландии? Из Франции?
	Мы проехали полсотни километров по пути, пройденному полком, и побывали в 15 населенных пунктах, в том числе в двух районных центрах, только что освобожденных от фашистов. И повсюду, как указатель направления от Ельца к Орлу, лежали машины и фашистские трупы. Окаменелые фигуры в зеленых шинелях, присыпанные снегом, лежат в чистом поле, в оврагах, в рощах, на улицах только что освобожденных деревень, подле брошенных ранцев, расщепленных винтовок.
	Нас предупредили, что дальше в пути могут встретиться отставшие группы немцев, которые сейчас мечутся в поисках выхода из окружения и скрываются где в лесу, где в овраге. Стремительно двигаясь вперед, полк не задерживается для вылавливания этих недобитков. Их уничтожают подразделения, следующие во втором эшелоне, и колхозники, помогающие частям прочесывать леса
	Сумерки. Вьюга. Странная процессия движется навстречу: толпы оборванцев, кто в накинутом на голову женском полушалке, кто обмотанный до самого носа теплым одеялом; у замыкающего усача под короткой шинелью — синяя юбка. Это ведут в лагерь пленных. Где, в какой галерее мы видели такую картину? Вспомнил: так выглядят старинные гравюры «Зима 1812года». На перекрестке — регулировщик с флажками в руках. Красноармейцы-шоферы выводят одну за другой немецкие автомашины, доверху груженные снарядами, патронными ящиками и шанцевым инструментом. На буксире у немецких грузовиков — немецкие же пушки. Автомобили тянутся бесконечной колонной.
	По дороге у хутора встречаем полковой оркестр во главе с лейтенантом Николаем Диденко. Музыканты работают не по специальности: они рассыпались в логах, в рощах и собирают, учитывают брошенное противником имущество. Своей новой работой музыканты вполне довольны.
	Проезжаем село Богатые Плоты. Здесь немцы дали бой наступающему гвардейскому полку, чтобы приостановить или хотя бы задержать его движение. Схватка была скоротечной, она продолжалась всего два часа. Чтобы удержать этот рубеж и дать отойти своим силам, немцы бросили в бой сотни автоматчиков. Те заполнили чердаки, устроились за каменными зданиями. Неистово трещали автоматы, но бойцы научились уже отличать Прицельный огонь от «психического» — паникует фашист!
	Атакуя Богатые Плоты, воронежцы шли не по центральной деревенской улице, не по тем уязвимым местам, которые простреливались фашистами. Командиры повели их в обход. Герой боя — третья рота. Ею командует лейтенант комсомолец Николай Соломенников. Бойцы ворвались на позиции немецкой батареи, уничтожили прислугу, а красноармеец Павел Семенов повернул орудие против фашистов.
	... Грозный гул впереди нарастает. Идет бой за Стрелецкое.
	Село широко раскинулось на холмах, Дома в нем сложены из кирпича, ограды — из дикого камня. Все село изрезано оврагами. Лучших условий для обороны не придумаешь. Здесь немцы и создали укрепленный район. Они вкатили пушки в дома, спрятали за каменные ограды, установили под окнами внутри домов станковые пулеметы, в вокруг оборудовали стрелковые ячейки.
	Целый стрелковый полк, дивизион противотанковых пушек и батареи полевой артиллерии выдвинул противник, чтобы удержать село!
	На командном пункте полка — напряженная работа. Противник оказывает упорное сопротивление.
	И вот на снежные поля опустилась ночь. Беспрерывно вспыхивают осветительные ракеты. Из автоматов и пулеметов льются струи светящихся пуль. Горят скирды соломы. Все небо в зареве. Зажигательные снаряды чертят огненные дуги в ночном небе.
	Немцы установили несколько минометов на автомашинах и возят их, как по цирковой арене, за укрытиями. Постреляют и отвозят дальше — меняют огневые позиции. Хотят создать видимость, что минометов у них в 3—4 раза больше.
	Напрасно! Батарея комсомольца Жукова уже уловила по вспышкам движение этих машин. Хладнокровный и быстрый расчет. Один залп, другой. На командный пункт летит донесение:
	— Батарея минометов противника подавлена! Лейтенант комсомолец Виктор Сороковых проник с группой автоматчиков в село. Захватил несколько домов. Неустрашимый Денисов с группой пеших разведчиков добрался до обороны противника — в центр села. Он вскочил через окно в дом, превращенный в дот. Ошеломляющий удар сделал свое.
	— Из расположения противника наши разведчики ведут огонь по врагу, — докладывают полковнику. — Их поддерживают огнем артиллеристы. Половина села в наших руках.
	С рассветом бой становится еще ожесточеннее.
	Николаю Петровичу Латышеву, комиссару полка, в недавнем прошлом ректору Воронежского университета, донесли:
	—Тяжело ранен Долгов!
	Долгов — инструктор пропаганды полка, доцент кафедры географии Воронежского университета. Неустрашимый человек, он в эту ночь появлялся там, где было труднее. И вот он ранен...
	Комиссар полка склонился над раненым другом, коллегой по университету и товарищем по оружию. Комиссар батальона попросил приподнять его так, чтобы он мог увидеть бойцов. Окинув взглядом своих гвардейцев, Долгов поднял руку, указал на село и тихо прошептал:
	— Вперед!
	От бойца к бойцу по укрытиям пронесся призыв:
	— Вперед! Еще удар, еще нажим!
	Вторая ночь. На командном пункте полковнику доносят:
	Со стороны противника движутся машины. Лязгают гусеницы. Возможно, это танки...
	— Приготовиться истребителям, — приказал полковник.— Смотреть хорошенько. Не должно быть у противника здесь танков!
	Люди не дрогнули. Вражеский трюк провалился: немцы двинули вперед... гусеничные тракторы вместо танков, рассчитывая внести смятение в ряды наступающих. Не вышло! К полковнику явился секретарь бюро комсомола Николай Ершов с винтовкой в руках. Из карманов шинели, из-за пояса у него торчали гранаты.
	— Разрешите идти в роты.
	— Идите, надо сбросить немцев из села в овраг.
	... Это была последняя ночь немецкой обороны в Стрелецком. Гвардейцы вышли в тыл их артиллерийских позиций, перебили прислугу и повернули семь противотанковых пушек врага против него же. Запас зажигательных снарядов, предназначенный немцами для отражения атаки гвардейцев, обрушился на их же головы.
	Фашисты не выдержали. Они оставили село и, бросив весь дивизион противотанковой артиллерии, все свои машины, все свои обозы, бежали в овраг. Их настигали и уничтожали... Дальше на запад!
	Вот у околицы села Грызлова группа ребят. Они катаются на коньках. Раз в селе звучит детский смех, раз ребятишки подвязали коньки — значит, немцев уже нет.
	Ребята окружают машину.
	— Когда у вас были немцы?
	— Вчерась утром убежали... Один добавляет:
	— Дяденька, а у нас восемь немцев осталось.
	— Как осталось?
	— Спрятались в хлеву, — говорит малыш, скользя на одном коньке.
	— А ну-ка, проводи в село.
	На сельской улице стоит дед и спокойно попыхивает офицерской сигарой.
	— Здравствуй, отец. Были здесь фашисты?
	— Были. Погнали.
	— А где же у вас фашисты спрятались?
	— Спрятались? Не слыхал...
	— Ребята говорят, что у вас где-то восемь немцев. Дед несколько смущен.
	— А, вон оно о чем. Правильно. Были сегодня. Да их уже нет: бабы изловили…
	При выезде из села мы догнали часть конного обоза полка. У некоторых ездовых явно что-то не ладилось.
	— У, проклятые! — кричал возница в полушубке и валенках, с ненавистью глядя на своих лошадей.
	Мы остановились.
	— Беда с ними! — сказал ездовой. — Нужно свернуть влево, а они норовят вправо.
	— И смех и грех, — заметил начальник обоза. — Видите, впрягли штук двадцать захваченных у немцев лошадей в сани, а они русской команды не понимают.
	— Ну, ничего, привыкнут...
	Утром мы пошли с полком. Люди смертельно устали, донимал сорокаградусный мороз, но останавливаться нельзя. Надо гнать врага.
	Комиссар полка, как всегда, шел вместе с бойцами пешком...
	Миновали районный центр Измалково. Станция сожжена, железнодорожные пути разрушены. Прошло всего лишь несколько часов, как подразделения заняли этот город, а железнодорожники уже хлопотали у поломанных стрелок, сбитых светофоров, готовили к укладке шпалы и рельсы. И вот паровозный гудок. К станции, вернее, к тому, что осталось от нее, медленно подходил паровоз. Как описать картину встречи его железнодорожниками и местными жителями? Вероятно, так встречали когда-то первый паровоз на первой железной дороге. Люди обнимались, целовались. А в городе восстанавливают хлебопекарни, моют, скребут и чистят помещения, где до прихода немцев были магазины, столовые. Во дворе школы собирают уцелевшие парты.
	Здесь мы встретили 17-летнего Николая Беляева, исполняющего обязанности секретаря райкома комсомола. Он спешил из соседней деревни, где поддерживал связь с комсомольцами в то время, когда район был занят немцами, в райком — восстанавливать легальную жизнь организации.
	Тем временем полк пересек железнодорожную линию и двинулся дальше.
	В этот день бойцы угощались трофейными сырками, сардинами и шоколадом. Деликатесы прибыли по воздуху с тыловых складов врага. Фашистское командование сбрасывало боеприпасы и продукты своим окруженным группам. Самолеты ориентировались на сигнальные ракеты.
	В наши руки попало немало немецких ракет. Фашисты пошли на приманку и сбросили нам на грузовых парашютах и сырки, и шоколад.
	Минуем большое село Россошное. Здесь много наших кавалеристов, действующих совместно с гвардейцами дивизии Руссиянова. Земля еще дымится от обильно пролитой вражеской крови, По широкому тракту еще нет проезда — он весь загроможден всевозможными трофеями.
	Вот оно, поле большого сражения! Здесь нашла себе могилу немецкая дивизия. Да, здесь легла целая дивизия, изрубленная клинками конников, размолотая артиллерией, иссеченная пулеметами.
	Вражеские пушки вздыбились, задние батареи налетели колесами на лафеты передних да так и застыли. Солдаты и офицеры полегли под колесами в придорожных канавах. Утром шел снег. Он запорошил тысячи трупов.
	У штабных машин горы бумаг: солдатские личные книжки рядом со штрафными журналами, ранцы с коричневыми крышками. Снег на целые полкилометра густо запорошен какой-то коричневой пыльцой. Это кофе. Видно, лопнул мешок у генеральского повара. Нет, не пить уже немецкому генералу свой послеобеденный кофе! Он лежит здесь вместе со своим штабом.
	А ведь на эту немецкую дивизию, действовавшую вместе с 45-й и 95-й, как видно из штабных документов, которые сейчас сортируются, разбираются, фашистское командование возлагало немалые надежды.
	На улице начинают показываться жители. Колхозница Трубицина, политрук Кожемякин и боец Тарасов остановились возле брошенного фашистом чемодана. Что в нем? С какой-то брезгливостью открывает боец чемодан. Простыни, помеченные вышитыми русскими буквами, ножи, вилки, подстаканники вываливаются на снег.
	— Украдено,— замечает колхозница.
	На улице, лавируя между нагроможденным военным имуществом, женщины, дети, подростки тащат салазки с домашним скарбом. Это они достали закопанное, спрятанное от фашистов. У кого уцелел дом — увозят к себе, у кого дом сожгли фашисты — к соседям.
	Поздно вечером мы выехали из села. Сели на трофейную машину, полную снарядов противотанковой артиллерии. Вперед! Наши шоферы уже освоились с немецкими автомобилями, как будто бы водили их век. У шофера только одна забота — как бы свои не обстреляли, как бы не приняли за немцев. Он водрузил красный флажок на радиатор, замазал свастику и написал на бортах мелом: «Свои! Свои!»
	— Эй, свой, стой! Дальше нельзя,— окликает застава.
	Поле. Ложбина. Здесь стоят машины с боеприпасами. Моторы заведены.
	— Впереди,— говорит регулировщик,— еще не свободно, там бой.
	Горят дома и скирды, взлетают ракеты. Не без сожаления приходится расстаться с трофейной машиной. Берем свои винтовки и вместе с подошедшим разведчиком осторожно идем к селу. Разведчик из другой части.
	— Я только что из-за речки, — говорит молодой боец.— Видите рощу, откуда бросают ракеты? Там «они» засели с пулеметами.
	Темно, ни зги не видать. Находим командира подразделения разведчиков и от него узнаем, что наш полк изменил маршрут и пошел вперед и правее, чтобы ночью же и отрезать отход немцам,
	— Противник, — говорит командир, — оставил здесь заслон, а главные силы пытаются ускользнуть.
	Из лесочка стреляют: заливаются немецкие пулеметы, им вторят автоматы. Нет, не обманешь, фашист! К рассвету тебя уже здесь не будет. Мы пройдем через рощу и найдем только кучи стреляных гильз у деревьев, обрывки окровавленной марли и еще десяток-другой фашистских трупов.
	Ночью в штабе полка снова встречаемся с вечно бодрствующим начштаба. Он приклеивает новую двухверстку к своей оперативной карте.
	За последние дни карта разрослась в длину на несколько метров.
	Если выйти из избы, услышишь, как волнами перекатывается ружейно-пулеметная перестрелка, увидишь, как взлетают ракеты. Но в штабе спокойно, словно он находится в глубоком тылу. Стучит машинка, склонились над картой командиры.
	В углу загудел зуммер полевого телефона. Из дивизии спрашивали уточненные данные о захваченных трофеях. Дежурный передавал телефонограмму:
	— Орудий ПТО — 55, полевых 76-миллиметровых — 4, автомашин — 200...
	Вошел командир разведки Денисов.
	— Разрешите доложить, товарищ полковник. Разведчики настигли немецкую колонну. Боеприпасы оказались выгруженными, а шоферы порубленными.
	— Как же так?
	— Опоздали, товарищ полковник. Кавалеристы до нас успели, Денисову, чувствуется, досадно. Он прибавляет:
	— Одна машина осталась невыгруженной. В ней немецкие мундиры...
	— Можете идти!
	— Сосед справа управился раньше, — заметил полковник. — А разведчики соревнуются.
	Еще ночь.
	Рано утром, перед тем как полку выступить, к нам приехал командир дивизии. Полковник Вайцеховский, развернув карту, докладывал генералу обстановку. В заключение сказал:
	— Разрешите выступать. Генерал улыбнулся и заметил:
	— Все хорошо, Михаил Емельянович, но мне донесли, что вы еще не завтракали. Это не годится.
	Удивительно, до чего в суровые, полные напряжения дни эти люди умеют заботиться Друг о друге!
	Я видел, как полковник зашел ночью в штаб и сказал начштаба капитану Худякову;
	— Спать, спать, спать! Приказываю спать.
	А через час капитан-краснознаменец, много раз раненный в боях воин, тихонько зашел в избу к полковнику и весело заметил:
	— А я зашел напомнить вам, товарищ полковник, что спать пора.
	Таким же внимательным был полковник и к автоматчикам. Когда он вышел к ним, выстроившимся у окна штаба перед выходом в бой, он строго сказал:
	— Почему не все получили валенки? Валенки есть для всех! Всем получить!
	И, садясь на коня, прибавил:
	— И варежки тоже...
	И опять идут батальоны вперед. Впереди разведка, с ней сын командира полка Михаил Вайцеховский — Миша — «отчаянная голова». Охранение по бокам, автоматчики, минометные батареи, пулеметы, пушки. Все на своих местах.
	Где-то далеко впереди, а вместе с тем так близко, маячит большой город, который пока еще в руках фашистов. Но это наш город, и мы будем в нем. Скоро обязательно будем!