Страница 1_10

Вверх

Бойцы вспоминают минувшие дни.

"Любовь и ненависть"
А. Е. Солнцев
политрук роты

   В один из студеных январских дней 1942 года я надел солдатскую шинель, перекинул через плечи вещевой мешок с нехитрой поклажей, сел на попутный паровоз и поехал из Воронежа на запад. Так начались мои фронтовые дороги.
   Сутки спустя я был в селе Н. Ольшаное Должанского района Орловской области. Здесь и встретился с воронежцами, большинство из которых знал в лицо. Передний край в то время проходил в 20 километрах западнее по реке Тим.
   От Н. Ольшаного до моей родной деревни Аксеновки было 10 километров. Там жила мать. Разве можно было упустить такую редкую возможность! Вечером того же дня, получив отпуск до утра и сухой паек на трое суток, отправился в Аксеновку. Идти надо было в сторону фронта. Чем ближе я подходил к дому, тем отчетливее слышались громовые раскаты орудий, ярче светили ракеты на переднем крае, тем сильнее было волнение за судьбу матери, о которой я ничего не знал в течение нескольких месяцев. Нет нужды объяснять радость матери, увидевшей сына. Но свидание наше было недолгим.
   В начале января наша дивизия получила задачу наступать в районе города Щигры. В месте сосредоточения с группой воронежских коммунистов, прибывших для пополнения, беседовали генерал-майор Руссиянов и полковой комиссар Филяшкин. Командир и комиссар дивизии интересовались, как живет Воронеж, кто из прибывших служил раньше в армии. Затем генерал рассказал об обстановке на фронте, о задаче, которую получила дивизия,
   — Противник на нашем участке имеет сильную укрепленную оборону, — сказал в заключение Иван Никитич Руссиянов. — Для прорыва вражеской полосы требуется много усилий. И не только усилий. Придется пролить немало крови, а некоторым и отдать жизнь. Но ничего не поделаешь, это война. Вы, как политработники, должны знать это.
   Командир и комиссар дивизии настоятельно рекомендовали нам в этот же день обстоятельно познакомиться с людьми, которых мы завтра поведем в бой.
   Вечером я был в стрелковом батальоне. Представившись комбату майору Трофимову и комиссару капитану Попову, я попросил быстрее направить меня в роту.
   — Не торопись, — сказал Алексей Митрофанович Попов. — В роту попадешь, брат, только не сегодня. Дело в том, что все подразделения укомплектованы политработниками. К сожалению, долго ждать не придется. А пока будешь при мне, в резерве.
   В ночь на 18 января 1942 года началось наступление. Наш батальон имел ближайшую задачу: бесшумно подойти к деревне Косарже, внезапно атаковать ее, уничтожить противника и в последующем наступать на Крюково.
   Бесшумно подойти к деревне нам не удалось. Ночь была морозная, тихая. Скрип снега под полозьями саней был слышен далеко. Как только мы поднялись на возвышенность, противник открыл огонь. Подразделения залегли на открытой местности. Обстановка требовала решительных действий. Надо было поднимать людей в атаку. Комбат и комиссар направились на правый фланг залегшей цепи, мне приказали идти на левый.
   Где ползком, где перебежками я приближался к цели. Навстречу мне выносили раненых. Некоторые ползли сами.
   Был подан сигнал «в атаку». Я поднялся, кинулся вперед. Справа и слева бежали гвардейцы. Но противник открыл такой яростный огонь, что двигаться было невозможно, и батальон снова залег.
   Взять деревню в эту ночь и на следующий день нам не удалось. Батальон нес большие потери, но продвинуться вперед не смог. Противник имел численное превосходство и находился в выгодном тактическом положении. С наступлением темноты мы вынесли с поля боя всех раненых, захоронили убитых. Настроение было прескверное. Мы собрались в овраге, ища защиты от лютого январского ветра. Находясь под открытым небом, промерзшие, голодные (кухня задерживалась), мы с особой злостью думали о фашистах, которые в это время сидели в теплых хатах деревни.
   В эту ночь я впервые в жизни наблюдал, как у людей зреет ненависть к врагу. Я понял, что никакими пропагандистскими мерами нельзя разжечь такую злость в людях. Для этого они должны побывать на поле боя, испытать на себе силу вражеского огня, понять всем существом суровый закон войны: или ты уничтожишь фашиста, или он тебя. Третьего не бывает. В схватке с врагом не может быть даже мысли о жалости, снисхождении, пощаде. Побеждает более сильный и ловкий, тот, кто лучше владеет оружием, в ком ярче горит огонь любви к своему народу и ненависть к его врагам. Иными словами, побеждает тот, в ком сильнее моральный дух.
   Ощущение боя передать словами очень трудно. В нем смешаны два сложных чувства: страх перед смертью и долг патриота. Я видел, как люди, несмотря на этот страх, находили в себе силы бросаться навстречу огню. Видимо, то же самое делал и я. Собственно, иначе и не могло быть. Как ни сильно чувство страха, чувство долга оказывается сильнее. Тогда и приходят к солдатам смелость, дерзость, активность.
   На следующее утро я с удовлетворением отметил, что эти мои ночные размышления нашли практическое подтверждение. Обозленные вчерашней неудачей, желая во что бы то ни стало выполнить боевую задачу, гвардейцы действовали с исключительной отвагой. Несколько бойцов ползком подобрались к дзотам и забросали их гранатами. Едва умолкли вражеские пулеметы, как стрелки бросились в атаку. Они ворвались в деревню, уничтожая фашистов огнем, штыком, гранатой. Бой шел во дворах, на огородах. То и дело вспыхивали рукопашные схватки. Деревня была наша. Собственно, ее уже не было, так как гитлеровцы, отступая, подожгли дома. Женщины и дети со слезами на глазах метались среди пепелищ.
   Не задерживаясь в Косарже, мы наступали дальше. В течение двух недель гвардейцы вели напряженные бои днем и ночью. Наиболее сильное сопротивление немцы оказали в селах Удерово, Стаканово, Юдинке, Бутырках. Здесь враг контратаковал гвардейцев танками. Однако эти контратаки лишь замедлили наше продвижение, но не остановили его.
   Боевые действия нашего батальона и полка в этот период не были чем-то выдающимися. О них не сообщалось в сводках Совинформбюро. За эти бои немногие воины были удостоены правительственных наград. Однако анализ двухнедельных боевых действий показывает, что эти недели были неделями массового героизма гвардейцев. Все бойцы, командиры и политработники показали возросшее боевое мастерство, закалку и выдержку, умение стойко преодолевать лишения и трудности боевой жизни.
   В первые месяцы 1942 года наша дивизия часто перебрасывалась с одного направления на другое. В бой, как правило, приходилось вступать с марша, без отдыха. Помнится, что самым тяжелым и изнурительным был марш из района Лесок в район Октябрьского, Первого Советского, Прилепов. Сильный мороз, леденящий ветер, снежное бездорожье и ночная темнота затрудняли движение. В то время одной из главных забот было уберечь людей от обморожения и потертости ног.
   Чтобы отвлечь себя, быстрее скоротать время тяжелого похода, бойцы негромко переговаривались. Вспоминали родные края, близких людей. Случалось, что и эти разговоры смолкали. Над колонной воцарялась тягостная тишина. Тогда вдруг раздавались звуки гитары Ивана Харченко, и его звонкий голос бодро выводил слова знакомой всем песни «Чубчик кучерявый». Правда, на морозе трудно было петь. Но и одного куплета веселого гитариста было достаточно, чтобы поднять настроение уставших бойцов. Гвардейцы очень любили Ваню Харченко за веселый нрав и очень горевали, когда s одном из боев ему оторвало руку. Так осиротела его гитара.
   В начале марта наш полк вел боевые действия на Северном Донце в районе населенного пункта Старицы. В то время я уже был секретарем партбюро полка. По многим вопросам приходилось часто бывать в подразделениях. В боевой обстановке мы оформляли дела на воинов, подавших заявление о приеме в партию, вручали партийные билеты. В ходе боев из строя выбывало много коммунистов. Но ряды полковой партийной организации непрерывно пополнялись молодыми воинами.