Страница 1

Страница 1_18



		Бойцы вспоминают минувшие дни.

	"О людях мирной профессии"
	Н. Г. Диденко
	военный дирижер

	В своих воспоминаниях мне хочется рассказать о людях мирной профессии — музыкантах. Война есть война, и поэтому бойцам нашего взвода нередко приходилось выполнять не только свои прямые обязанности, но и заниматься хозяйственными делами, нести охранную службу, а иногда браться за оружие и участвовать в боях с врагом наряду с воинами строевых подразделений.
	В период формирования полка наш взвод вобрал в себя многих музыкантов — как профессионалов, так и любителей. Большинство из них пришли в полк добровольно, горя желанием принять личное участие в боях с фашистами. Учитывая профессиональные навыки людей, командование направило многих музыкантов в наш взвод. В него влились Алексей Федотов, Михаил Чусов, Николай Черезов, Петр Антюхин — все рабочие различных предприятий, отдававшие свой досуг музыке. Из Воронежского музыкального училища к нам пришли Михаил Гамазков, Алексей Гридин, Николай Подласкин, Вячеслав Чагин, Анатолий Новоселов, Виталий Шевченко. Был среди оркестрантов взвода и опытный педагог-музыкант Николай Иосифович Квицинский.
	Вспоминая товарищей из полкового оркестра, я всегда вижу их не только с музыкальными инструментами в руках. Перед мысленным взором встают образы героев, отбивающих атаки врага гранатами, дружно атакующих укрепленные позиции, метко разящих цели из автоматов и карабинов.
	Полк сдерживал противника у села Старицы под Волчанском. Один из наших батальонов, овладев десятью домиками этого села, ночью получил новое задание. Так как покинутый батальоном участок нельзя было оставить без прикрытия, гвардии майор А. Т. Худяков поставил задачу оркестрантам занять на окраине Старицы оборону вдоль длинного сарая, который находился в лощине.
	Получив задачу, мы двинулись к опушке леса. Нужно было пробираться осторожно, так как противник вел методический огонь по лощине, где нам предстояло проползти.
	Всю первую зиму войны нашим частям приходилось сдерживать бешеный натиск врага. Как правило, населенные пункты на линии фронте находились в руках фашистов. Нам приходилось довольствоваться открытым полем. Воинам негде было обогреться, посушиться. Поэтому наши музыканты обрадовались, получив задачу закрепиться в деревне. Но еще больше радовались тому, что командир полка поручил им ответственное боевое задание. Еще бы! Музыкантам доверили бить фашистов!
	Мы быстро оборудовали позиции, выставили наблюдателей. После этого я разрешил некоторым из бойцов пойти погреться в пустующие домики. Вскоре в печах запылали дрова. Музыканты грелись, сушили одежду и обувь, приводили в порядок оружие. Рядовые Иван Нартов и Сергей Бунин отправились за продовольствием, надеясь найти его в деревне.
	В небольшой избушке быстро потеплело. Бойцы повеселели.
	— Давайте про Швейка, Николай Иосифович! — раздались голоса.
	— Это можно, — отозвался Квицинский, — время подходящее.
	Рядовой Николай Иосифович Квицинский пользовался в нашем взводе большим уважением. Этот пожилой человек оставил преподавательскую работу в Воронежском музыкальном училище и добровольно встал на защиту Родины. Он участвовал во многих боевых операциях, а в минуту небольших передышек не спеша вынимал из вещевого мешка потрепанную книжку Ярослава Гашека и выразительно читал о похождениях бравого солдата Швейка. На привалах солдаты обычно спрашивали: «А где же наш симпатичный папаша? Про Швейка хочется послушать».
	Вот и сейчас Николай Иосифович достал томик, начал читать. Избушка то и дело сотрясалась от дружного хохота бойцов.
	Возвратились Бунин и Нартов. Докладывают, что, кроме приблудного жеребенка, ничего не нашли.
	— Немцы все домики подчистили под метелку, а население угнали.
	Жаль было жеребенка, но все же пришлось пустить его на котлеты, которые быстро приготовил Сергей Очкасов. Многие думали, что он только на флейте умеет отлично играть, а оказалось, что Очкасов — неплохой повар.
	Начпрод Мирон Яворовский, узнав о нашей добыче, попросил «телятинки» для офицеров штаба. Музыканты поделились своим необычным трофеем.
	В 17.00 гвардии старшина Федотов и рядовой Чагин доложили, что с высоты спускаются лыжники в белых маскировочных халатах.
	— В ружье! — скомандовал я.
	Мигом были забыты котлеты и Швейк, Каждый занял свое место в траншее, приготовившись к встрече врага.
	Фашисты, видимо, уверенные, что в домиках никого нет, действовали нахально. Они без опасений спустились с горы в лощину, стали взбираться на противоположный скат. Тут мы их и подстерегли. Нас было девятнадцать человек. Все мы были людьми сугубо мирной профессии. Но никто не дрогнул перед противником. Музыканты били по врагу без промаха. Гитлеровцы, поняв, что попали в ловушку, попытались убежать к лесу. Но всюду их настигали пули гвардейцев.
	До самой темноты оркестранты стреляли по врагу. В лощине фашисты оставили более сорока трупов. Поставленная нам задача была выполнена.
	— Молодцы, встретили фашистов, что называется, с музыкой! — поздравляя нас с победой, говорил командир полка.
	За этот бой он объявил благодарность наиболее отличившимся старшинам А. Федотову и А. Гридину, рядовым В. Чагину, С. Бунину, Н. Черезову, П. Антюхину, С. Сенцову, Н. Квицинскому, С. Очкасову, И. Нартову, Н. Подласкину, С. Мендельсону, Н. Россолову.
	В конце лета 1942 года в районе станции Тербуны мы, музыканты, вместе с другими хозяйственными подразделениями по приказу майора А. Т. Худякова участвовали в создании ложного оборонительного рубежа. Помнится, тогда всю ночь в тылу нашей обороны трещали машины без глушителей, чтобы убедить врага в том, что на этом участке скапливается большое количество боевой техники. В ту ночь мы не выпускали из рук лопат. Много было навезено земли, отрыто окопов, траншей, построено ложных пулеметных точек и других оборонительных сооружений. В посадках и по лощине не совсем тщательно было замаскировано около тридцати фанерных танков и орудий разных калибров. К рассвету все работы были закончены, и мы ушли на отдых.
	Как выяснилось позже, фашисты тоже не спали в эту ночь. Обеспокоенные шумом на нашей стороне, они подтянули на участок нашей ложной обороны артиллерию и танки. Видимо, ожидали атаки наших частей и решили упредить ее. Рано утром авиация противника начала бомбить нашу «оборону». Наблюдая за бомбежкой, мы от души смеялись. И было от чего. Уж больно усердно около сотни «юнкерсов» обрабатывали нашу ложную оборону. Музыканты радовались, что их труд не пропал даром. Затем авиацию сменила артиллерия, которая вела огонь по нашим «танкам» и «батареям». В заключение артподготовки завыли шестиствольные минометы...
	— Попался Гитлер на удочку! — смеялись гвардейцы. Появился Худяков с группой офицеров штаба.
	— Сейчас немцы ринутся в атаку, — предупредил он.
	И действительно это было так. Из-за укрытия появились немецкие танки. Открыв огонь по ложной обороне, они устремились вперед. Вот они уже миновали лощину. За танками бегут автоматчики. Не встречая сопротивления, враг предвкушает легкую победу.
	Но гвардейцы не дремлют. Заняв прочную оборону на флангах атакующей вражеской группировки, воины-воронежцы выжидали удобный момент. И этот момент наступил. Открыли огонь наши артиллеристы. Запылали немецкие танки. Экипажи начали выпрыгивать из горящих машин. Наши стрелки брали на мушку каждого удирающего. А тут на помощь нам подоспели «катюши», присланные генералом И. Н. Руссияновым.
	Враг отошел на исходные позиции, понеся большие потери. Дорого обошлась ему выдумка А. Т. Худякова с ложной обороной.
	В этом районе было много событий, о которых нельзя забыть. Хорошо помню приезд в полк Дмитрия Захаровича Мануильского и поэта Иосифа Уткина. С тех пор накрепко врезались в память стихи, прочитанные на одной из встреч Уткиным:
	Если тебя ранят, милый, на войне, напиши об этом поскорее мне...
	В большом сарае в селе Никольском Д. З. Мануильский беседовал с воронежцами-гвардейцами. Воины задавали ему много вопросов. Он охотно, с какой-то необыкновенной теплотой отвечал гвардейцам, напомнил, что фронтовики получают в свое распоряжение новую, боевую технику, посоветовал гвардейцам лучше изучать ее, смелее сражаться с врагом.
	Д. З. Мануильский присутствовал на церемонии принятия гвардейской клятвы. В этот день нашему оркестру было много работы. Несмотря на усталость, все музыканты играли с воодушевлением. После торжественного церемониала полк от села Никольское до переднего края шел под бодрый марш. На груди у каждого горел новенький гвардейский значок. А мы все играли и играли марш С. Чернецкого «Гвардейские минометчики». Других мелодий, подходящих к случаю, мы тогда еще не знали.
	На второй день вызвал гвардии майор Худяков. Он сказал, что гитлеровцы готовятся к наступлению налет. Нам необходимо прочно закрепиться на занятых рубежах, создать глубоко эшелонированную оборону. Потребуется много бревен. Так как бойцов из батальонов брать на эту работу нельзя, музыкантам предстоит на время стать лесозаготовителями.
	Мы отправились в лес. Музыканты, вооружившись пилами и топорами, валили деревья, очищали их от сучьев и на паре лошадей доставляли к дороге. Здесь бревна грузили на автомашины, колонну которых возглавлял командир транспортного взвода старший лейтенант П. Я. Пиянзин. Шоферы нашу продукцию увозили в боевые подразделения, а там бойцы строили блиндажи в несколько накатов.
	Двадцать дней наш взвод проработал в лесу. Мы заготовили огромное количество бревен. Жалко было пилить лес, но что поделаешь — война требует.
	Оборона была построена. Враг был остановлен.
	9 марта 1943 года наша бригада вела боевые действия в Луганской области. Батальон, с которым совершили ночной марш и мы, музыканты, на подступах к селу Елизаветовке был обстрелян противником. То ли немцы заметили на белом фоне длинную колонну идущих гвардейцев, то ли просто сонный фашист дал длинную пулеметную очередь. Однако стрельба тут же прекратилась, и мы без помех вошли в Елизаветовку.
	Село разделяла небольшая речушка, и комбат распорядился расположить бойцов в домах по эту сторону реки. После тяжелого ночного перехода гвардейцы быстро уснули.
	На рассвете нас разбудила стрельба. Немцы вели огонь из-за речки. Комбат, обращаясь ко мне, сказал:
	— Найдите старшего лейтенанта Чистякова и передайте мое приказание прочесать село и выбить немцев.
	Я выскочил на улицу. Вокруг свистели пули. Скрываясь за домами, я пробрался в расположение роты Чистякова и передал ему приказание комбата. Чистяков уже и без того организовал оборону, гвардейцы вели огонь по противнику.
	Наш батальон находился в невыгодном положении: противник был на высоте, а мы — в лощине. Трудно пришлось бы пехоте, если бы не помогли танкисты. А их я встретил при возвращении в штаб батальона. Это были два легких Т-70. Они стояли за домами. Сняв с плеча автомат, я начал стучать прикладом по броне.
	Медленно открылся верхний люк. Командир машины, молодой лейтенант в овчинном полушубке, сонным голосом спросил:
	— Что надо?
	— Противник обстреливает село, а вы спите!
	Лейтенант ничего не сказал, люк закрылся. Я взобрался на танк и опять начал стучать. Вдруг загудел мотор. Танк двинулся с места. За нашим танком двинулся и второй. Я не успел спрыгнуть и остался на танке.
	Проскочив на большой скорости через неказистый мостик, танки открыли огонь по противнику. Я, укрывшись за башней, стал стрелять из автомата. Немцы начали поспешно выскакивать из домиков. По глубокому снегу кинулись в открытое поле, в надежде, что танки не будут их преследовать.
	Танкисты подбили крытую штабную машину, а затем перенесли огонь на удирающих немцев, которые без оглядки бежали в направлении Штеровки. Около сорока гитлеровцев были уничтожены танкистами.
	В конце боя открылся люк. Командир, видимо, решил посмотреть на свою работу и был удивлен, что на броне оказался десантник.
	Когда возвращались обратно в Елизаветовку, я, продолжая сидеть на башне, обратил внимание, что один из лежащих на снегу гитлеровцев приподнял голову и тут же опустил ее, увидев танки. Поняв, что он решил притвориться убитым, я дал короткую очередь из автомата, целясь рядом с «убитым». Нервы гитлеровца не выдержали. Он вскочил и со всех ног побежал в сторону. Я спрыгнул с машины, кинулся за ним, дал две очереди над его головой. Немец поднял руки.
	При допросе пленного выяснилось, что группа немцев прибыла в село для подготовки огневых позиций, которые должны были занять артиллеристы. Враг рассчитывал остановить стремительное продвижение наших войск, но опоздал.
	Генерал-лейтенант И. Н. Руссиянов вручил мне за этот бой медаль «За отвагу».
	В ходе боев музыканты подвозили боеприпасы в подразделения, а при возможности выступали перед бойцами с импровизированными концертами, исполняя мелодии фронтовых песен, марши, классические произведения русских и западных композиторов. Во время игры всегда обращаешь внимание на слушателей. И как приятно видеть, что солдаты понимают музыку, чувствуют ее. Мы радовались, что своей игрой доставляем людям удовольствие, поднимаем их настроение.
	Следует отметить, что в полку, а затем и в бригаде все гвардейцы — от солдата до офицера — уважали музыкантов, и, я бы сказал, бережно относились к ним. Оркестрантов без нужды не загружали боевой или хозяйственной работой.
	— Ваше дело — веселить души и поднимать своей игрой боевое настроение бойцов, — говорил Александр Тимофеевич Худяков. — Вот когда вы дуете в свои трубы, тут уж не просите пощады, играйте во всю мощь. А играть нам приходилось не только во время пеших маршей или по какому-нибудь торжественному случаю. Мы часто просто приходили в батальон, роту, а то и во взвод и устраивали «музыкальный момент», как говорили гвардейцы. Случалось нам играть и по индивидуальному заказу. Зайдет, бывало, в нашу землянку кто-нибудь из офицеров, сержантов или солдат и попросит сыграть его любимую мелодию, и мы никогда не отказывались. Иные даже называли нас не оркестром, а «подразделением духовной пищи». Мы уже знали любимые произведения наших слушателей и, не дожидаясь заказа, удовлетворяли желания воинов.
	Частым гостем нашего оркестра был лихой разведчик Владимир Семенов. Как-то он принес нам пачку граммофонных пластинок, которую раздобыл во время одной из вылазок в тыл врага.
	— Не мог расстаться с таким редким трофеем, — смущенно пояснил он. — Знаете, здесь даже есть вальс Шатрова «На сопках Маньчжурии». Хороший вальс. Мой дед воевал с японцами в девятьсот четвертом году, я слышал, как он напевал его, вспоминая о боях. Давно это было, я еще только в школу начал ходить. С тех пор не довелось услышать. Этот хороший старинный вальс почему-то забыли. Вы тоже его не исполняете. Вот я и подумал, может, вам эта пластинка поможет.
	Музыкантам очень хотелось угодить разведчику. Было решено разучить вальс всем оркестром. Когда через несколько дней Семенов забежал к нам похвалиться, что привел два «языка», мы сыграли для него «На сопках Маньчжурии».
	— Удружили, спасибо от всей души! — пожимая музыкантам руки, говорил Семенов.
	Музыканты одними из первых узнали, что Владимир Семенов был награжден орденом Красного Знамени за захват ценных «языков». И мы в его честь дали индивидуальный концерт из любимых произведений разведчика.
	Нашим хорошим другом был командир батальона Хусейн Михаевич Байзулаев, красивый и веселый человек. Байзулаев любил «музыку, лошадей и девушек», как он сам говорил о себе. Не знаю, как насчет девушек, на войне было не до этого, но музыку и лошадей Хусейн действительно любил. За отличную верховую езду его звали джигитом.
	Что касается музыки, то Байзулаев в свободное время приходил к нему во взвод и говорил:
	— Слушай, дай, пожалуйста, «Кабардинку».
	Стройный, с осиной талией, он становился в позу и, едва начинала звучать мелодия, пускался в пляс, требуя убыстрения темпа. На звуки оркестра собирались зрители, начинали хлопать в ладоши. А в центре круга молнией метался наш джигит. И как бы мы ни убыстряли темп, нам никогда не удавалось «переиграть» танцора. Он успевал перебирать ногами даже тогда, когда гвардейцы-зрители не успевали хлопать ладошами в такт музыки.
	Байзулаев был одним из самых любимых воинов нашей бригады. Он очень хотел сплясать «Кабардинку» на центральной площади Берлина. Но не удалось джигиту осуществить свою мечту. Он погиб у Запорожья при форсировании Днепра. И уже не «Кабардинку», а грустную мелодию нам пришлось играть в память о своем друге, который прошел в боевых рядах гвардейцев от Дона до Днепра, вырос от лейтенанта — командира взвода — до гвардии майора — командира батальона.
	Осенью 1943 года, когда наша бригада громила фашистов в районе Запорожья, как-то вечером вызвали меня в штаб А. Т. Худяков и начальник политотдела полковник В. П. Алтухов. От них я узнал, что по радио будут исполнять новый Гимн Советского Союза.
	— Твоя задача, — сказал Худяков, — как можно быстрее донести в боевые подразделения новый Государственный гимн.
	Как выполнить эту задачу, я еще не знал, но сказал, что все будет сделано. Поздно вечером радист включил станцию, настроил ее на Москву. Затаив дыхание, мы с нетерпением ждали начала гимна. И вот полилась музыка. Первый мощный аккорд как бы призывал встать, и мы встали. Стоя прослушали все три куплета, записали мелодию. В эту же ночь мы сделали переложение для нашего полкового духового оркестра. А на утро уже исполнили гимн для бойцов.
	Вспоминая товарищей по полковому оркестру, не могу не рассказать о Емельяне Лишенко. Правда, был он в нашем взводе недолго, но этот замечательный человек и хороший музыкант не порывал дружбы с нами, мечтал после войны снова вернуться к любимому занятию.
	Как сейчас помню солнечный сентябрьский день 1941 года. Наш полк, готовый к отправке на фронт, построился на плацу. Полковник М. Е. Вайцеховский проводит строевой смотр. В сопровождении штабных работников он поочередно обходит подразделения, беседует с добровольцами, спрашивает о настроении, жалобах, просьбах. Вот Михаил Емельянович подошел к полковому оркестру. Я представил командиру свой взвод, подал строевую записку. Полковник подошел к бойцам.
	В первом ряду стоял красноармеец Емельян Лишенко — худощавый парень лет двадцати пяти, небольшого роста, с правильными чертами лица, на котором особенно выделялись большие черные глаза. Эти глаза всегда смотрели на собеседника спокойно и даже немного угрюмо. С первого взгляда можно было подумать, что это суровый, неразговорчивый человек. На самом деле Емельян был веселый, подвижный, энергичный боец. Стоило ему только улыбнуться, как его черные глаза вспыхивали озорными светлячками, и от этого все лицо Лишенко преображалось, делалось приветливым.
	Но сейчас, находясь в строю, беседуя с командиром полка, Емельян был исключительно собран. Он спокойно отвечал на вопросы начальника и не только словами, но всем видом подтверждал свою готовность вступить в бой с врагом. Немногословные умные ответы, решительный взгляд бойца понравились Михаилу Емельяновичу. По сердцу командиру полка было и то, что в огромной массе необстрелянных добровольцев вдруг оказался человек с орденом Красного Знамени на груди.
	— А награду где заслужил? — спросил Вайцеховский.
	— У озера Хасан, — коротко ответил Лишенко. Глаза командира полка и бойца снова встретились.
	— Негоже такому орлу числиться в оркестре, — произнес, немного подумав, Вайцеховский. — Для вас мы подыщем дело посолиднее. А пока будете моим адъютантом.
	Емельян Лишенко был отличным баритонистом, и весь личный состав оркестра с сожалением расставался с ним.
	Полковник не ошибся в своем выборе. На новой должности характер нашего Емельяна раскрылся с особой силой. Выполняя поручения полковника, адъютант носился по подразделениям, безошибочно разыскивал нужных людей в любой боевой кутерьме, точно передавал им распоряжения старшего начальника. Непоседа от природы, он успевал выполнять не только свои прямые обязанности, но и многое делал за других. Лишенко не упускал случая броситься с подразделением в атаку или принять активное участие в уничтожении прорвавшейся группировки врага. Но страстью Емельяна была разведка. Ночью, тайком от командира, он пробирался в тыл врага, забрасывал гранаты в окна домов, где размещались гитлеровцы, приносил ценные сведения о расположении противника, иногда приводил «языка».
	В августе 1942 года мы занимали оборону в районе станции Тербуны. На фронте наступило временное затишье. Гитлеровцы накапливали силы для очередного броска на Москву, мы укрепляли свои позиции. Стабилизация фронта создала хорошие условия для действий наших снайперов. С обеих сторон велась охота за каждым человеком. Однако наши снайперы оказались сильнее. Они точно выполняли приказ генерала И. Н. Руссиянова: «Там, где держат оборону воины 1-й ордена Ленина гвардейской дивизии, ни один фашист ни днем, ни ночью не должен безнаказанно высовывать головы из окопа».
	В этих условиях было очень трудно получить сведения о расположении и силах противника, еще труднее проникнуть к ним в тыл и почти невозможно захватить «языка». А именно в то время нашему командованию особенно нужны были сведения о силах и намерениях фашистов. Полковые разведчики понесли большие потери, но необходимой информации так и не смогли добыть. И вот тогда было решено создать разведгруппу из офицеров-добровольцев. В штаб прибыло много желающих, но отобрано было лишь пятнадцать человек, среди них оказался и я. «Кто же возглавит группу?» — гадали мы. И с большим удовлетворением встретили сообщение начальника штаба полка гвардии капитана Т. Богданова:
	— Группу возглавит гвардии старший лейтенант Лишенке.
	Вечером с нами беседовал комиссар полка. Потом мы сдали ему партийные билеты и другие документы. С наступлением темноты Лишенко вывел разведчиков в расположение 2-го стрелкового батальона, который занимал оборону правее станции Тербуны. Он разбил офицеров на группы, указал каждой сектор наблюдения. Ночь и затем день, проведенные на «ничейной» земле, дали нам много ценных наблюдений. Когда мы вечером вернулись в свое расположение, Лишенко внимательно выслушал каждого разведчика. Он отмечал на карте выявленные огневые точки, сопоставлял данные, полученные от разных лиц, уточнял каждую деталь. Много он знал и сам, так как тоже провел сутки за передним краем. В его голове уже зрел план действий. Пока мы опустошали котелки, доверху наполненные кашей, Лишенко побывал у начальника штаба и командира полка. Короткий отдых — и мы снова двинулись в путь.
	Ночь — хоть глаза выколи. Осторожно ползем по высокой ржи. Слух напряжен до предела. Шуршат, похрустывают под телами разведчиков стебли неубранной ржи, а нам кажется, что вокруг разносится неимоверный треск. Долго мы ползли к намеченной цели — вражеской пулеметной точке, ориентируясь по редким очередям трассирующих пуль. Этой стрельбой немцы создавали видимость бдительности, не подозревая, что помогают советским разведчикам держать правильный курс. Казалось, что мы сбились с пути. Но вот снова раздается дробь пулемета, и темноту ночи прошивает стежка огненных точек. Нет, по правильному пути ведет нас Емельян Лишенко.
	Метрах в двадцати от огневой точки Лишенко подал знак. Мы замерли на месте. Огляделись, прислушались. Все в порядке. Как и было намечено, каждая из групп приступила к выполнению своей задачи. Заняла удобную позицию группа прикрытия, двинулась вперед группа нападения, приготовилась к броску группа захвата. Но тут немцы, видимо, услышали подозрительный шорох и о чем-то загалдели. Надо было быстро рассеять их подозрение, чтобы не дать возможности первым открыть огонь. Среди нас был младший политрук Лихопуд, хорошо владевший немецким языком. Он произнес несколько немецких слов, и пулеметчики на минуту успокоились. Этим моментом и воспользовалась группа нападения. Раздались автоматные очереди, в блиндаж полетели гранаты. Группа захвата во главе с Лишенко ворвалась в блиндаж. Однако разведчики перестарались. Два фашиста убиты, а третий тяжело ранен. Шум у пулеметной точки всполошил гитлеровцев. В небо взлетела ракета, поднялась беспорядочная стрельба, к блиндажу спешили гитлеровцы. Но мы, унося с собой раненого фашиста, уже были в пути. Заговорила наша артиллерия. Под ее прикрытием мы благополучно вернулись в полк.
	На следующий вечер мы снова отправились в тыл врага. Лишенко вел группу по новому маршруту — в стыке между немецкими батальонами. Уже в тылу гитлеровцев мы неожиданно встретились с разведчиками соседнего полка нашей дивизии. Как и мы, они должны были захватить фельдфебеля и повара, доставляющих на рассвете пищу в один из батальонов. Старшие групп договорились действовать вместе. Но поскольку нас было больше, нам был «запланирован» фельдфебель, а соседям — повар. Наиболее удобным местом для нападения на кухню был поворот у кустарника в трех километрах от передовой. Туда и повел нас Лишенко. У избранного места он расположил разведчиков по обеим сторонам дороги. Мы притаились в ожидании «языков». Только напрасными были наши ожидания. Занялся день, взошло солнце, проходит час за часом, а на дороге никто не появляется.
	— Видимо, другой путь избрали сегодня повара, — сокрушался Лишенко. — Но мы теперь вынуждены сидеть на месте. Может быть, еще и дождемся «языка».
	Было уже около двенадцати часов, когда дозорный доложил:
	— По дороге в нашем направлении движется подразделение человек в сорок!
	Лишенко, осмотрев дорогу, сказал:
	— Задача меняется. Хоть немцев в два раза больше, чем нас, но на нашей стороне внезапность. Дружно атакуем. Берем офицеров. Двумя группами уходим в разных направлениях глубже в тыл врага. Сбор на опушке леса, в шести километрах западнее от нашего местонахождения.
	Старший лейтенант изложил план действий, по-новому расположил разведчиков, уточнил порядок нападения и захвата пленных. Вскоре мы увидели гитлеровцев. Шли они медленно, нестройно, разморенные августовской жарой. Рукава курток завернуть до локтей, воротники расстегнуты. На шеях болтаются автоматы. Впереди два офицера.
	Около двадцати гранат разорвалось почти одновременно, когда колонна поравнялась с нами и Лишенко подал команду. Разведчики дружно атаковали фашистов, которые даже не успели понять, что происходит. Вся колонна была истреблена.
	Лишенко и сопровождающие его восемь человек вместе с плененным немецким офицером повернул налево, остальные разведчики — направо. Шестикилометровое расстояние до места встречи групп было преодолено бегом. Только на опушке леса мы перевели дыхание. Несмотря на шум, поднятый нами при разгроме вражеской колонны, все обошлось благополучно. В условленном месте разведчики соединились. В нашем распоряжении было много документов вражеских солдат и один «язык». Второй офицер был убит. Сильно пострадавшему в переполохе гитлеровцу мы оказали необходимую медицинскую помощь — перевязали раны, дали воды, расщедрились даже на сто граммов водки. Переводчик тут же приступил к допросу.
	В лесу мы пробыли до ночи. Потом тронулись в обратный путь. Не так просто пройти шестнадцать километров по территории, занятой врагом. Но нас вел опытный командир, бывалый разведчик. Нам удалось избежать встречи с гитлеровцами. В середине ночи мы уже были в полку.
	В следующий раз группа, которой командовал Е. Я. Лишенко, действовала в районе западнее села Солдатское. Объектом нападения были фашисты, окопавшиеся около стога соломы, Местность вокруг была открытой. Поэтому старший лейтенант повел разведчиков в тыл врага по заминированной лощине.
	Как было установлено наблюдением, лощина слабо охранялась фашистами. По узкому проходу, расчищенному нашими саперами, мы довольно быстро преодолели минное поле. Когда из-за туч выглянула луна, мы были почти около стога. Вокруг тишина. Мы окружили стог, подползли к нему вплотную. И тут убедились, что вражеские окопы были пустыми. Видимо, немцы дежурили здесь только днем.
	— Придется идти в Козинку, — решил Лишенко и повел группу в ближайшее село, откуда доносился лай собак. Небольшую речушку пересекли вброд и очутились на огородах. Пока мы выливали воду из сапог и приводили себя в порядок, Лишенко с двумя разведчиками пошел в село для выяснения обстановки. Немного погодя он вернулся, но с ним уже не два, а три человека. Третьим попутчиком был старик лет семидесяти с большой окладистой бородой. Оказывается, вечером в Козинку прибыла механизированная часть. Немцы еще не спят, заполнили все дворы, в разговорах часто упоминают Москву.
	С этими лучше не связывайтесь,— посоветовал старик. Он порекомендовал напасть на одинокий дом, что находился на противоположной окраине села. В этом домике жил комендант. Лишенко задумался. Но вот он тряхнул головой, поднялся.
	Если к этому домику мы станем пробираться огородами, то нас выдадут собаки. Поэтому лучше идти прямо по селу. Так путь короче и безопасней. А вы, дедушка, не обижайтесь, пойдете вместе с нами, не можем мы отпустить вас сейчас.
	А чего же обижаться, я ведь понимаю, что такое разведка, две войны прошел. С немцами я встречался и в империалистическую войну, и в гражданскую. И сейчас готов драться с ними, только года не позволяют.
	Как всегда, коротко и четко Лишенко изложил план действий. И вот мы, построившись в колонну, двинулись вдоль села. Впереди в роли командира шел наш переводчик. Он время от времени подавал команды на немецком языке. Почти у каждого дома стояли часовые, во дворах слышался чужой говор. А мы шагали по центру улицы, крепко сжимая в руках оружие, готовые в любую секунду к действию. Однако на нас никто не обращал внимания. К тому времени луна спряталась за тучи, и часовые в темноте принимали нас за своих.
	Наконец длинное село осталось позади. Мы приблизились к домику, указанному стариком. Только и на этот раз нам не повезло — немецкого офицера в доме не было.
	Занималось утро. По распоряжению Лишенко мы заняли оборону во дворе дома. Часть разведчиков поочередно отдыхала в прохладном погребе, остальные несли охрану и вели наблюдение. Немец-комендант так и не вернулся в дом, надо полагать, загулял с начальством прибывшей части. Но разведчики не теряли времени зря. Мы внимательно следили за тем, как гитлеровцы целый день маскировали танки, артиллерию, машины. Они прятали их в небольшой рощице, в садах. Лишенко отмечал на карте полученные данные. С особой тщательностью он выбирал ориентиры, указывал места скопления техники.
	Ночью мы вернулись в полк. Вместе с нами ушел из Козинки и старик. В селе Солдатском жили его родственники.
	На рассвете заговорила советская артиллерия. Вслед за ней на врага, окопавшегося в районе Козинки, обрушила свой груз наша авиация. Подробная схема, составленная Емельяном Лишенко, позволила артиллеристам и летчикам наносить по фашистам точные удары.
	Задача, поставленная перед группой офицеров-разведчиков, была успешно выполнена. В течение нескольких дней мы добыли много ценных сведений о противнике. Командование поблагодарило офицеров-добровольцев. Каждый из нас приступил к исполнению своих прямых обязанностей.
	Емельяна Лишенко вскоре назначили командиром 2-го стрелкового батальона. С каждым боем все ярче раскрывались его командирские способности. Руководимые им гвардейцы отважно сражались с врагом под Сталинградом, при освобождении Донбасса, во время форсирования Днепра и в последующих боях. Одиннадцать раз был ранен отважный комбат, но ни разу не покинул поле боя. Так и лечился на ходу. Многими правительственными наградами украсилась грудь Лишенко. Бойцы любили своего командира-коммуниста. Бесстрашный в бою, он всегда был а гуще солдат, на самых трудных участках. В минуту затишья Лишенко задушевно беседовал с подчиненными, не прочь был спеть с ними песню, сплясать. Большую, поистине отеческую заботу проявлял командир о питании и обмундировании личного состава.
	Мотострелковый батальон гвардии майора Лишенко (к тому времени на базе полка была создана механизированная бригада) одним из первых форсировал многоводный Дунай. Задолго до этого Лишенко в свободную минуту часто забегал к нам, брал в руки баритон и играл свой любимый вальс «У голубого Дуная». Он вообще любил музыку Штрауса, но чаще всего исполнял именно этот вальс. И вот настало время, когда Емельяну довелось не только увидеть воспетую любимым композитором реку, но и драться за нее.
	Враг отчаянно сопротивлялся. По катерам Дунайской флотилии, на которых переправлялся 3-й, мотострелковый батальон, била артиллерия, минометы, пулеметы. На советских воинов пикировали «юнкерсы» и «мессершмитты». И все же батальон добрался до правого берега, расширил плацдарм и удержал его до подхода подкрепления.
	В феврале 1945 года воронежцы вели бои в районе озера Веленце. В то время наш оркестр был прикреплен к артснабжению, и музыканты день и ночь были заняты погрузкой боеприпасов. То и дело прибывали машины из разных подразделений бригады, забирали груз и мчались на передовую. И только из батальона Лишенко не приходили машины за боеприпасами. Ходили слухи, что второй батальон попал в окружение. Мы очень беспокоились за Емельяна и тех, кто был с ним. Однажды часов в одиннадцать ночи к нам приехал начальник штаба бригады гвардии подполковник С. А. Иванов.
	— Вот что, товарищи музыканты,— сказал он,— ваш боевой друг вот уже три дня дерется в окружении. Он очень нуждается в боеприпасах и горючем, а доставить это к нему не так просто, да и послать некого. Надеюсь, что вы все же сможете пробиться к Лишенко.
	По приказу начальника штаба ремонтники занялись глушителями грузовиков, чтобы уменьшить шум двигателей. Тем временем оркестранты наполняли кузова машин ящиками со снарядами и патронами, бочками с горючим. Тщательно изучили карту, наметили маршрут движения. Заработали моторы. Гвардии капитан М. Г. Гыченков, возглавлявший нашу колонну, подал команду. Восемь грузовиков с потушенными фарами покатили к переднему краю. Вели их опытные шоферы Магнушев, Кириленко и другие. На машинах были установлены пулеметы на случай нападения противника. В этой операции принимали участие коммунисты А. Федотов, Н. Черезов, П. Антюхин, комсомольцы А. Гридин, И. Хохлов, Н. Подласкин, С. Бунин, Н. Россолов, И. Шкляр, И. Нартов и В. Шевченко. Все время колонна шла по глубокому оврагу, который немцы считали непроходимым для машин и не охраняли его. В темноте нам удалось проскочить опасное место.
	Емельяна Яковлевича Лишенко я нашел в одном из бункеров (так венгры называли подвалы на виноградниках). Гвардии майор сидел около бочки, превращенной в стол, склонившись над картой. Рядом находился начальник штаба батальона гвардии капитан Семен Довгаль и командир разведвзвода танкового полка гвардии старший лейтенант Алексей Анищенко. Тускло мерцала «коптилка», сделанная из гильзы снаряда. Лишенко поднял голову, узнал меня. От удивления его большие глаза, казалось, стали еще больше.
	— Как ты сюда попал, Николай?
	— В гости решил заглянуть, что-то давно весточки не подаешь.
	— Какие тут в чертях гости! Делом говори: как попал, зачем пожаловал.
	— Боеприпасы привез и горючее.
	Радостно зажглись глаза комбата, на лице как и не бывало усталости. Емельян кинулся обнимать меня.
	В соответствии с приказом комбрига батальон должен был этой же ночью выйти из окружения. Лишенко вызвал командиров подразделений, распределил боеприпасы и горючее, указал время и порядок действий при выходе из окружения.
	— Учтите, товарищи, — шутливо добавил он в заключение, — будем пробиваться к своим не как-нибудь, а с музыкой. Ведь с нами действует и оркестр бригады.
	И действительно, бой был довольно «музыкальный». Гвардейцы теперь не жалели боеприпасов и атаковали врага так дружно, что он не выдержал натиска. Батальон почти без потерь вышел из окружения в район сосредоточения бригады.
	Потом были длительные кровопролитные бои за город Секешфехервар. Этот город неоднократно переходил из рук в руки. В одной из схваток батальон Лишенко, дравшийся в районе кирпичного завода, снова оказался в окружении. На этот раз обстановка сложилась так, что помочь ему было невозможно. Враг сильно потеснил наши части, уже давно не получавшие подкрепления.
	Но батальон Лишенко, окруженный со всех сторон плотным кольцом превосходящих сил гитлеровцев, держался стойко. По радио от комбата регулярно поступала информация. Гвардейцы мужественно отбивали бесконечные атаки фашистов.
	А вечером 16 февраля 1945 года радист доложил комбригу, что его просит на переговоры Лишенко. Гвардии полковник А. Т. Худяков пошел к рации. Вскоре он вернулся в штаб со слезами на глазах.
	— Товарищи, — сказал Александр Тимофеевич, обращаясь к присутствующим офицерам, — Лишенко передал: «Выйти не могу, боеприпасы кончились, жду приказ на смерть. Прошу дать артиллерийский огонь по нашему квадрату». Оказывается, он уже до разговора со мной вызвал огонь на себя.
	Мы молча сняли головные уборы.
	Попав в огненное кольцо «королевских тигров», маленькая группа храбрецов во главе с командиром батальона вызвала на себя огонь нашей артиллерии, погибла, но не сдалась врагу.
	Так в самом конце войны геройски погиб Емельян Яковлевич Лишенко — воронежский музыкант, боец добровольческого полка, отважный разведчик и замечательный командир-коммунист.
	Когда через несколько дней мы снова продвинулись вперед, то в районе кирпичного завода обнаружили тринадцать сгоревших «королевских тигров», много автомашин и бронетранспортеров, бесчисленное количество вражеских трупов.
	Дорого заплатили фашисты за смерть гвардейца Лишенко и его боевых товарищей.