Страница 2

Страница 2_9



		Сборник воспоминаний. Воронежский добровольческий.

	"Обоз идет сквозь огонь"
	В.Г. Иголкин
	ездовой

	Под натиском превосходящих сил противника полк тяжелыми боями отходил к Белгороду. Наш обоз из одиннадцати подвод, загруженных различным имуществом и ранеными, оторвался от подразделений и двигался медленно. В небе свирепствовала немецкая авиация, поэтому в основном шли ночью. Ночи в ту осень были темные, непроглядные. Чтобы не потерять подводу, идущую впереди, на ее задок прикрепляли кусок белой материи. По нему и ориентировались в темноте.
	На рассвете хмурого октябрьского утра подъехали к какой-то деревушке, вокруг тихо. По неезженой дороге обоз медленно поднялся по косогору, выбрался на хороший путь и двинулся вдоль железнодорожной насыпи.
	Здесь нас нагнали двое в штатском на лошадях без седел.
	— Будьте осторожны, — предупредили они. — Вон немцы.
	В километре позади нас, тоже вдоль полотна железной дороги, шла колонна немецкой пехоты.
	Нам ничего не оставалось, как подхлестывать лошадей. Вскоре показалась железнодорожная будка. Мы свернули на переезд, пересекли полотно и остановились у колодца, чтобы попоить лошадей и залить воду в котел походной кухни. Только взялись за ведра, как подбежала девочка лет четырнадцати.
	— Дяденьки солдатики, уезжайте поскорее — со слезами на глазах заговорила она. — В той посадке спрятались немецкие танки. Они убьют вас. Скорее уезжайте!
	Рысью под уклон мы покатились подальше от опасного места, кнутом и криками подбадривая уставших лошадей.
	Моя повозка находилась в центре колонны. Вдруг я увидел, как впереди, прямо на дороге, разорвалась мина. Вторая упала позади последней подводы. Третья разорвалась на крупе моего коренника. Конь рухнул. Крупный осколок врезался в бок второй лошади, третьей разрубило шею и выбило глаз. Один из осколков пробил переднюю доску подводы и врезался в каблук моего сапога.
	Стрельба прекратилась, и обоз продолжил путь. Пока я рубил постромки и перегружал имущество на последнюю подводу, он успел уйти далеко. Уехала и последняя подвода.
	Мои лошади стояли, понурив головы, но ехать на них было нельзя. Взяв на плечо карабин, я бросился догонять обоз пешком.
	Через полчаса увидел одинокую повозку и еще издали узнал ездового Шмакова. Кнутом и бинтами он связывал оборвавшиеся постромки. Я помог товарищу, и мы двинулись в путь.
	Добрались до хутора. Наших в нем уже не было. У крайней хаты увидели двенадцать кавалеристов в черных, накидках. Они покидали хутор и советовали нам поспешать. Мы двинулись вслед за ними к Белгороду.
	Наверное, наша подвода была последней. Ни впереди, ни позади нас — ни души.
	На окраине Белгорода окапывалась пехота, позади нее курсировало несколько танков. Дорогу в город перегородила баррикада из мешков, заполненных песком. Еле пробрались по узким переулкам.
	Когда доехали до центра города, началась бомбежка. Чаще всего взрывы взметались в районе рынка. Среди раненых и убитых было больше всего гражданских: женщин, детей, стариков. Раненых мы сносили в госпиталь и в барак какого-то общежития.
	Бомбежка не прекращалась три дня. Почти весь город был охвачен огнем.
	Я обзавелся новой упряжкой, подковал коней и поздно вечером вместе с обозом санитарной части выехал из города. На мосту, подготовленном к взрыву, дежурили саперы. В последний раз оглянувшись на Белгород, я увидел гигантские костры пожаров, услышал непрекращающиеся взрывы.
	У Корочи мы соединились со своим полком.
	Еще много дорог пришлось исколесить мне в период боев на подступах к Воронежу в сорок первом и в сорок втором годах. Не расставался я с лошадьми и во время пребывания в Аткарске, с ними прибыл и в Урюпинск, где выгружалась из эшелонов наша 2-я гвардейская механизированная бригада в декабре 1942 года. И вот тут поступил приказ сдать лошадей в другую часть.
	Во главе со старшим ездовым Константином Проскуриным мы, семь человек, повели сдавать лошадей в соседнее село. Когда вернулись на станцию, бригады уже не было: она ушла на фронт. В Урюпинске остались все ездовые транспортной роты и других подразделений. Вместе с ними мы оказались на сборном пункте. Обидно было, что оторвались от родной семьи воронежцев. Но что поделаешь? Бригада теперь была механизированной и не нуждалась в лошадях и ездовых.
	После недолгого пребывания на сборном пункте мы с командой в 500 человек были направлены на пополнение в другую часть. Шли пешком, догоняя фронт, отодвигавшийся на запад.
	На третий день пути пересекли Дон и остановились на отдых в каком-то селе. И тут вдруг встретили парикмахера Яшу Сашина. Оказывается, в этом селе находилась санчасть нашей бригады! Появился доктор Розин. После долгих переговоров с лейтенантом, возглавлявшим нашу колонну, ему удалось добиться, чтобы воронежцам разрешили остаться в бригаде. Так мы снова вернулись к гвардейцам-землякам. С ними я уже не расставался до конца войны.