Страница 2

Страница 2_38



		Сборник воспоминаний. Воронежский добровольческий.

	"Музыка, помогавшая побеждать"
	Н. Г. Диденко
	военный дирижер

	В период формирования Воронежского добровольческого полка создавался и его оркестр. Музыкантов-добровольцев, профессионалов и любителей, приходивших записываться в полк, чтобы принять личное участие в боях с фашистами, командование направляло в оркестр. Так в него попали Алексей Федотов, Михаил Чусов, Иван Сенцов, Николай Черезов, Петр Антюхин — рабочие различных предприятий, отдававшие свой досуг музыке. Из Воронежского музыкального училища в оркестр полка пришли Михаил Гамазков, Алексей Гридин, Николай Подласкин, Вячеслав Чагин, Анатолий Новоселов, Виталий Шевченко, Иван Халанский. Был среди оркестрантов полка и опытный педагог-пианист Николай Иосифович Квецинский. Этот пожилой человек оставил преподавательскую работу в Воронежском музыкальном училище и добровольно встал на защиту Родины.
	В беседе с музыкантами командир полка М. Е. Вайцеховский процитировал слова великого русского полководца А. В. Суворова: «Музыка в бою нужна и полезна, и надобно, чтобы она была самой громкой — музыка удваивает, утраивает армию».
	Война есть война, и бойцам нашего оркестра нередко приходилось не только выполнять свои прямые обязанности, но и заниматься хозяйственными делами, нести охранную службу, а иногда браться за оружие и участвовать в боях рядом с воинами строевых подразделений.
	Впервые нам пришлось участвовать в бою 23 сентября 1941 года под деревней Сакуниха на Сумщине. Для усиления удара по врагу приказом начальника штаба полка А, Т. Худякова была создана сводная группа из воинов спецподразделений: саперов, связистов, музыкантов. Возглавляли эту группу инженер полка Н. В. Мирошкин и старший политрук Я. Н. Долгов. Расставшись на время со своими музыкальными инструментами, мы взяли оружие, побольше гранат и патронов, И вот уже мы поднялись в атаку...
	Вражеские пулеметы яростно стрекочут, захлебываются очередями. В нашей цепи рвутся снаряды и мины. Мы уже не бежим, а ползем, плотно прижавшись к земле. Прячемся за копны неубранной ржи. Вскоре гитлеровцы начали стрелять зажигательными патронами, и над копнами взметнулись языки пламени. Впрочем, нет худа без добра: дым помог нам лучше маскироваться.
	До самого вечера кипел бой за Сакуниху. Ударная группа, в том числе бойцы нашего оркестра, выполнила поставленную перед ней задачу. Противнику не удалось овладеть единственной переправой через водный рубеж на реке Хорол.
	Ожесточенными были бои и на елецко-ливенском направлении. Овладев селом Стрелецкое, полк захватил большие трофеи. Если вы развернете подшивку «Комсомольской правды» за 6 декабря 1941 года, то найдете на одной из страниц убедительное подтверждение разгрома немецко-фашистской дивизии. Превращенные в горы бесформенного металла вражеские пушки и автомобили запрудили всю дорогу. В Стрелецком нам, музыкантам, пришлось задержаться на несколько дней. Собрав на поле боя погибших однополчан, мы похоронили их в большой братской могиле. Сто двадцать шесть воронежцев сложили свои головы в горячем бою за Стрелецкое... После этого нам пришлось действовать в роли трофейной команды: собирать и учитывать все, что враг оставил на поле боя. А оставил он многое: оружие, обозы, склады, боевую технику.
	...Полк сдерживал противника у села Старица под Волчанском. Один из наших батальонов, овладев десятью домиками этого села, ночью получил новое задание. Так как покинутый батальоном участок нельзя было оставлять без прикрытия, гвардии майор А. Т. Худяков приказал оркестрантам занять на окраине Старицы оборону вдоль длинного сарая.
	Мы оборудовали позиции, выставили наблюдателей. В 17 часов гвардии старшина Федотов и рядовой Чагин доложили, что с высоты спускаются лыжники в белых маскировочных халатах,
	— В ружье! — скомандовал я.
	Каждый занял свое место в траншее, приготовился к бою. Нас было 19 человек.
	Фашисты, видимо уверенные, что в домиках никого нет, без опасений спустились с горы в лощину и стали взбираться на противоположный склон. Тут мы их и подстерегли. Люди сугубо мирной профессии, музыканты не дрогнули и били без промаха. Гитлеровцы, поняв, что попали в ловушку, повернули к лесу.
	До самой темноты оркестранты стреляли по врагу. В лощине фашисты оставили более сорока трупов,
	— Молодцы! Встретили врага, что называется, с музыкой! — поздравляя нас с победой, говорил командир полка.
	За этот бой он объявил благодарность наиболее отличившимся: старшинам А. Федотову и А. Гридину, рядовым В. Чагину, С. Бунину, И. Нартову, С. Очкасову, Н. Россолову, Н. Подласкину, С. Мендельсону, П. Антюхину, М. Чусову, Н. Черезову, И. Квецинскому.
	В конце лета 1942 года в районе станции Тербуны музыканты вместе с другими хозяйственными подразделениями участвовали в создании ложного оборонительного рубежа. Помнится, тогда всю ночь в тылу нашей обороны трещали машины без глушителей, чтобы убедить врага в том, что на этом участке скапливается большое количество боевой техники. В ту ночь мы не выпускали из рук лопат. Много было навезено земли, отрыто окопов, траншей, построено ложных пулеметных точек и других оборонительных сооружений. В посадках и по лощине не совсем тщательно было замаскировано около тридцати фанерных танков и орудий разных калибров. К рассвету все работы были закончены, и мы ушли на отдых.
	Как выяснилось позже, фашисты тоже не спали в эту ночь. Обеспокоенные шумом на советской стороне, они подтянули на участок нашей ложной обороны артиллерию и танки. Видимо, ожидали атаку советских частей и решили предупредить ее. Рано утром авиация противника начала бомбить ложную оборону. Около сотни «юнкерсов» усердно обрабатывали наш «передний край». Авиацию сменила артиллерия, которая тоже вела огонь по «танкам» и «батареям». В заключение завыли шестиствольные минометы...
	— Попался Гитлер на удочку! — смеялись гвардейцы.
	Появился Худяков с группой офицеров штаба. — Сейчас немцы ринутся в атаку,— предупредил он. И действительно, из-за холмов показались немецкие танки. Открыв огонь по ложной обороне, они устремились вперед. За ними бежали автоматчики.
	Вот уже танки миновали лощину. Воины-воронежцы затаились. Заняв прочную оборону на фанх атакующей вражеской группировки, они выжидали удобный момент. И этот момент наступил.
	Огонь открыли артиллеристы. На помощь им подоспели «катюши», присланные генералом И. Н. Руссияновым. Немецкие танки запылали.
	Враг отошел на исходные позиции, понеся большие потери. Идея создания ложной обороны, принадлежавшая А. Т. Худякову, целиком оправдала себя.
	В период боев в этом районе в полк приезжал видный советский государственный деятель Дмитрий Захарович Мануильский. Он беседовал с воронежцами-гвардейцами в большом сарае в селе Никольское. Воины задавали ему много вопросов. Он отвечал охотно, с какой-то необыкновенной теплотой, напомнил, что фронтовики получают в свое распоряжение новую боевую технику, посоветовал воинам лучше изучать ее, призвал смелее сражаться с врагом.
	Д. 3. Мануильский присутствовал на церемонии принятия гвардейской клятвы, которую давали воронежцы перед боем, В этот день нашему оркестру было много работы, Несмотря на усталость, музыканты играли с большим воодушевлением.
	После торжественного церемониала полк от села Никольское до переднего края шел под бодрый марш. На груди у каждого сверкал новенький гвардейский значок. А мы всё играли и играли марш С. Чернецкого «Гвардейские минометчики». Другой мелодии, подходящей к случаю, пожалуй, и не подберешь. В марше звучала всеми любимая мелодия «Катюши».
	На второй день меня вызвал гвардии майор Худяков. Он сказал, что гитлеровцы готовятся к наступлению на Елец. Нам необходимо прочно закрепиться на занятых рубежах. Для создания глубокоэшелонированной обороны потребуется много бревен. Музыканты должны на время стать лесозаготовителями.
	Мы отправились в лес. Вооружившись пилами и топорами, валили деревья, очищали их от сучьев и на лошадях доставляли к дороге. Здесь бревна грузили на автомашины, колонну которых возглавлял командир транспортного взвода гвардии старший лейтенант П. Я. Пиянзин. Шоферы нашу продукцию увозили в боевые подразделения, а там бойцы строили блиндажи в несколько накатов.
	Оркестр проработал в лесу 20 дней. За это время мы заготовили огромное количество бревен. Оборону, построенную гвардейцами, враг не смог преодолеть.
	В марте 1943 года наша бригада вела боевые действия в Ворошиловградской области. Батальон, с которым совершали ночной марш и музыканты, без помех вошел в село Елизаветовка.
	Село разделяла небольшая речушка, и комбат распорядился разместить бойцов в домах по эту сторону реки. После тяжелого ночного перехода гвардейцы быстро уснули.
	На рассвете вспыхнула перестрелка. Немцы вели огонь из-за речки. Командир батальона гвардии подполковник Старков, обращаясь ко мне, сказал:
	— Найдите Чистякова. Пусть своей ротой прочешет село и очистит его от немцев.
	Я выскочил на улицу. Скрываясь за домами, пробрался в распоряжение роты гвардии старшего лейтенанта Чистякова и передал ему приказание комбата. Чистяков уже и без того организовал оборону.
	В этом бою нам помогли танкисты. При возвращении в штаб батальона я увидел за домами два легких Т-70. Сняв с плеча автомат, взобрался на танк и начал стучать прикладом по броне.
	Медленно открылся верхний люк. Командир машины, молодой лейтенант в овчинном полушубке, спросил:
	— Что случилось?
	— Противник обстреливает село!
	Лейтенант ничего не сказал, люк закрылся. Не успел я соскочить, как мотор загудел и танк двинулся с места, за ним — второй.
	Проскочив на большой скорости через неказистый мостик, танки открыли огонь по противнику. Укрывшись за башней, я тоже стрелял из автомата. Немцы поспешно выскакивали из домиков и по глубокому снегу бежали в открытое поле.
	Подбив крытую штабную машину, танкисты перенесли огонь на удирающих немцев. Было уничтожено около сорока гитлеровцев.
	В конце боя люк танка открылся. Командир, видимо, решил посмотреть на свою работу и был весьма удивлен, что на броне оказался десантник.
	Когда возвращались обратно в Елизаветовку, я обратил внимание, что один из лежащих на снегу гитлеровцев приподнял голову и тут же опустил ее, увидев танки. Поняв, что он решил притвориться убитым, я решил заставить его сдаться и дал короткую очередь из автомата, целясь рядом с ним. Он вскочил и со всех ног бросился бежать. Я спрыгнул с машины, кинулся за ним, дал две очереди над его головой. Немец поднял руки.
	При допросе пленного выяснилось, что немцы ночью прибыли в село для подготовки огневых позиций, которые должны были занять артиллеристы. Враг рассчитывал остановить стремительное продвижение наших войск, но опоздал...
	В ходе боев музыканты подвозили боеприпасы в подразделения, а при возможности выступали перед бойцами с импровизированными концертами. Мы часто приходили в батальоны, роты, а то и во взводы и устраивали «музыкальный момент», как говорили гвардейцы. Исполняли мы мелодии фронтовых песен, марши, классические произведения русских и западных композиторов.
	Наиболее популярным жанром музыки на фронте была песня. Лирическая песня не уступала в популярности боевой, героической.
	Война оторвала друг от друга тысячи людей, разлучила отцов и детей, разметала по свету целые семьи. У каждого бойца была своя душевная рана. И на эту рану бальзамом ложилась любая весточка о родных людях, любое напоминание о доме, о том, что осталось за чертой войны. Этой весточкой, этим напоминанием о мирной жизни зачастую была лирическая песня. Она связывала прошлое с настоящим, звала к защите будущего. Особой популярностью пользовалась песня Блантера на стихи Константина Симонова «Жди меня». Мелодия ее — как снайперское попадание в цель: вряд ли можно точнее и глубже облечь в музыкальные звуки эти взволнованные, идущие от сердца слова.
	Были в нашем репертуаре песни, которые пели в сопровождении оркестра все слушатели.
	И в полку, и в бригаде уважали музыкантов и, пожалуй, даже бережно относились к ним: без нужды не загружали боевой или хозяйственной работой.
	— Ваше дело — веселить души и поднимать своей игрой боевое настроение бойцов, — говорил Александр Тимофеевич Худяков.
	Случалось нам играть и по индивидуальному заказу.
	Зайдет, бывало, в нашу землянку кто-нибудь из офицеров, сержантов или солдат и попросит сыграть его любимую мелодию. Мы никогда не отказывали в этом. Иные даже называли нас не оркестром, а «подразделением духовной пищи». Мы уже знали любимые произведения наших слушателей и, не дожидаясь заказа, удовлетворяли их желания.
	Частым гостем оркестра был лихой разведчик Владимир Семенов. Как-то он принес нам пачку граммофонных пластинок, которую раздобыл во время одной из вылазок в тыл врага.
	— Не мог расстаться с таким редким трофеем,— смущенно пояснил он. —Знаете, здесь есть даже вальс «На сопках Маньчжурии». Этот хороший старинный вальс почему-то забыли. Вы тоже его не исполняете. Вот я и подумал, может, вам эта пластинка поможет.
	Музыкантам захотелось сделать приятное разведчику, и они решили разучить вальс всем оркестром. Когд через несколько дней Семенов забежал к нам похвастаться, что привел два «языка», мы сыграли для него «На сопках Маньчжурии».
	— Удружили, спасибо от всей души! — пожимая музыкантам руки, говорил Семенов.
	Когда музыканты узнали, что Владимир Семенов награжден орденом Красного Знамени, они дали в честь разведчика концерт из его любимых произведений.
	Нашим хорошим другом был командир батальона Хусейн Михаевич Байзулаев, красивый и веселый человек. Байзулаев любил «музыку, лошадей и девушек», как он сам говорил о себе. Не знаю, как насчет девушек, на войне было не до этого, но музыку и лошадей Хусейн действительно любил. За отличную верховую езду его звали джигитом.
	Что касается музыки, то Байзулаев в свободное время часто приходил к нам и говорил:
	— Слушай, дай, пожалуйста, «Кабардинку».
	Стройный, с тонкой талией, он становился в позу и, едва начинала звучать мелодия, пускался в пляс, требуя убыстрения темпа. На звуки оркестра собирались зрители, начинали хлопать в ладоши. А в центре круга молнией метался наш джигит. И как бы мы ни ускоряли темп, нам никогда не удавалось «переиграть» танцора. Он успевал перебирать ногами даже тогда, когда зрители не успевали хлопать в такт музыке.
	Байзулаев был одним из любимых воинов бригады. Он мечтал сплясать «Кабардинку» на центральной площади Берлина. Не удалось джигиту осуществить свою мечту: он погиб у Запорожья при форсировании Днепра... И уже не «Кабардинку», а грустную мелодию нам пришлось играть в память о своем друге, который прошел в боевых рядах гвардейцев от Дона до Днепра, вырос от лейтенанта, командира взвода, до гвардии майора, командира мотострелкового батальона.
	Осенью 1943 года, когда бригада громила фашистов за Днепром, вызвали меня в штаб как-то вечером А. Т. Худяков и начальник политотдела подполковник В. П. Алтухов. От них я узнал, что по радио будут исполнять новый Гимн Советского Союза.
	— Твоя задача,— сказал Худяков,—как можно быстрее донести в боевые подразделения новый государственный Гимн.
	Поздно вечером радист включил станцию, настроился на Москву. Затаив дыхание, мы с нетерпением ждали Гимн. И вот полилась музыка. Первый мощный аккорд как бы призывал встать, и мы встали. Прослушали все три куплета, записали мелодию. В эту же ночь сделали переложение для нашего полкового духового оркестра. А наутро уже исполнили Гимн для бойцов.
	...Вспоминая товарищей по полковому оркестру, не могу не рассказать о Емельяне Лишенко. Правда, был он в оркестре недолго, но не порывал дружбы с нами и тогда, когда стал адъютантом командира полка, а потом командиром батальона. После войны он мечтал снова вернуться к любимому занятию.
	Как сейчас помню солнечный сентябрьский день 1941 года. Наш полк, готовый к отправке на фронт, построился на плацу. Полковник М. Е. Вайцеховский проводил строевой смотр. В сопровождении штабных офицеров он поочередно обходил подразделения, беседовал с добровольцами, спрашивал о настроении, жалобах, просьбах. Вот Михаил Емельянович подошел к полковому оркестру. Я представил командиру свой взвод, подал строевую записку. Полковник подошел к бойцам.
	В первом ряду стоял красноармеец Емельян Лишенко — худощавый парень лет двадцати пяти, небольшого роста, с правильными чертами лица, на котором особенно выделялись большие черные глаза. Эти глаза смотрели на собеседника спокойно и даже немного угрюмо.
	С первого взгляда казалось, что это суровый, неразговорчивый человек. На самом деле Емельян был веселым, подвижным, энергичным. Стоило ему улыбнуться, как его черные глаза вспыхивали озорными огоньками и все лицо преображалось, становилось приветливым.
	Но сейчас, находясь в строю, беседуя с командиром полка, Емельян был исключительно собран. Он спокойно ответил на вопросы начальника и не только словами, но всем видом подтверждал свою готовность вступить в бой с врагом. Немногословные умные ответы, решительный взгляд бойца понравились Михаилу Емельяновичу. По сердцу командиру полка было и то, что в огромной массе необстрелянных добровольцев вдруг оказался человек с орденом Красного Знамени на груди.
	— А награду где заслужили? — спросил Вайцеховский.
	— У озера Хасан,— коротко ответил Лишенко. Глаза командира полка и бойца снова встретились.
	— Негоже такому орлу числиться в оркестре, — произнес, немного подумав, Вайцеховский. — Для вас мы подыщем дело посолиднев. А пока будете моим адъютантом.
	Емельян Лишенко был отличным баритонистом, и музыканты с сожалением расстались с ним.
	Полковник не ошибся в выборе. На новой должности характер Емельяна раскрылся с особой силой. Выполняя поручения полковника, адъютант носился по подразделениям, разыскивал нужных людей в любой боевой кутерьме, точно передавал .им распоряжения. Непоседа от природы, он не только успевал выполнять свои прямые обязанности, но и многое делал за других. Не упускал Лишенко возможности принять участие в атаке или уничтожении прорвавшейся группировки врага. Но настоящей страстью Емельяна была разведка. Ночью тайком от командира он пробирался в тыл врага, бросал гранаты в окна домов, где размещались гитлеровцы, приносил ценные сведения о расположении противника, случалось, приводил и «языка».
	Помню, когда мы держали оборону на реке Тим, Лишенко попросил меня: /td>
	— Присмотри, пожалуйста, за командиром. Если проснется, скажи, что я куда-то вышел, и сделай за меня, что потребуется. А я схожу немного фашистов попугаю.
	Я в то время исполнял обязанности командира комендантского взвода и так или иначе был обязан находиться около командира полка. Только предупредил Емельяна:
	— Возвращайся быстрее.
	— Я мигом, — ответил Лишенко, рассовывая гранаты по карманам. Он проверил магазины пистолета, надел на шею автомат и взял в руки веревку.
	— А это зачем? — удивился я.
	— На всякий случай, может пригодиться, — ответил Емельян и вышел из землянки.
	Его не было долго. Уже на рассвете я услышал громкий окрик часового. В ответ раздался голос Лишенко. Сообщив пароль, он тут же добавил:
	— Шнель, шнель!
	Я выскочил из землянки. Передо мной был веселый, улыбающийся Емельян. Рядом с ним стояли два длинноногих гитлеровца со связанными руками.
	— Как же ты ухитрился один связать двоих? — воскликнул я.
	— Помощник был,
	— Кто же?
	— А вот этот рыжий, — кивком указал Лишенко в сторону одного из пленных. — По моей команде он связал своему соседу руки, а потом уже я надел петлю на него самого. Связал их вместе и не спеша прибыл, на паре кляч. Как видишь, не напрасно прихватил с собой веревку.
	Через минуту Лишенко уже докладывал командиру полка о результатах своей «прогулки» в немецкий тыл. Михаил Емельянович с удивлением смотрел на своего адъютанта. Казалось, он вот-вот вспылит и строго взыщет с Лишенко за самовольство. Но на командира невинно смотрели лукавые, совсем мальчишеские глаза. Ох, уж эти глаза! Сколько раз они выручали Емелья! Выручили и на этот раз. Полковник Вайцеховский сурово и укоризненно посмотрел на Емельяна и все-таки не сумел одержать улыбки:
	— Ругать бы тебя надо за такое самоуправство, а вот не могу... Люблю таких людей, как ты, и не скрываю этого. Но смотри — больше не своевольничай.
	B августе 1942 года мы занимали оборону в районе станции Тербуны. На фронте наступило временное затишье. Гитлеровцы, потерпев неудачу в попытках прорваться в сторону Москвы, присмирели. Мы укрепляли свои позиции.
	Стабилизация фронта создала хорошие условия для действий снайперов. С обеих сторон велась охота за каждым человеком. Однако наши снайперы оказались сильнее. Они точно выполняли наказ генерала И. Н. Руссиянова: «Там, где держат оборону воины 1-й ордена Ленина гвардейской дивизии, ни один фашист ни днем, ни ночью не должен безнаказанно высовывать головы из окопа».
	В условиях стабилизации фронта всегда очень трудно получать сведения о расположении и силах противника, еще труднее проникать к нему в тыл и почти невозможно захватить «языка». А именно в это время нашему командованию особенно нужны были сведения о силах и намерениях противника. Полковые разведчики понесли большие потери, но необходимой информации так и не смогли добыть. Тогда и решено было создать разведгруппу из офицеров-добровольцев. В штаб прибыло много желающих, но отобрали лишь пятнадцать человек. «Кто же возглавит нашу группу?» — гадали мы. И с большим удовлетворением встретили сообщение начальника штаба полка гвардии капитана Т. А. Богданова:
	— Группу возглавит командир разведывательной роты гвардии старший лейтенант Лишенко.
	Вечером с нами беседовал комиссар полка. Потом мы сдали ему партийные билеты и другие документы. С наступлением темноты Лишенко вывел разведчиков в расположение 2-го стрелкового батальона. Разбив офицеров на две группы, он указал секторы наблюдения. Ночь и затем день, проведенные на «ничейной» земле, дали нам много ценных сведений. Когда мы вечером вернулись в свое расположение, Лишенко внимательно выслушал каждого. Он отмечал на карте выявленные огневые точки, сопоставлял данные, полученные от разных лиц, уточнял каждую деталь. Многое он знал и сам, так как тоже провел сутки за передним краем. В его голове уже созрел план действий. Пока мы опустошали котелки, доверху наполненные кашей, Лишенко побывал у начальника штаба и командира полка.
	Ночь — хоть глаз выколи. Осторожно ползем по высокой ржи. Слух напряжен до предела. Тихое шуршанье стеблей неубранной ржи кажется нам неимоверным треском.
	Долго ползли мы к намеченной цели — вражеской пулеметной точке, ориентируясь по редким очередям трассирующих пуль. Этой стрельбой немцы создавали видимость бдительности, не подозревая, что помогают советским разведчикам держать правильный курс. Покажется вдруг, что сбились с пути, но тут снова раздастся дробь пулемета и темноту ночи прошьет стежка огненных точек. Нет, по правильному пути ведет нас Емельян Лишенко.
	Метрах в двадцати от цели Лишенко подал знак. Мы замерли на месте. Огляделись, прислушались. Все в порядке. Каждая из групп приступила к выполнению своей задачи. Заняла удобную позицию группа прикрытия, двинулась вперед группа нападения, приготовилась к броску группа захвата. Немцы, видимо, услышали все-таки подозрительный шорох и о чем-то загалдели. Надо было быстрее рассеять их подозрение, чтобы не дать возможности первыми открыть огонь. Среди нас был младший политрук Лихопуд, хорошо владевший немецким языком. Он произнес несколько слов по-немецки, и пулеметчики успокоились. Этим моментом и воспользовалась группа нападения. Раздались автоматные очереди, в блиндаж полетели гранаты. Группа захвата во главе с Лишенко ворвалась в блиндаж. Однако разведчики перестарались: два фашиста были убиты, а третий тяжело ранен.
	Шум у пулеметной точки всполошил гитлеровцев. В небо взлетела ракета, поднялась беспорядочная стрельба, к блиндажу спешили фашисты. Но мы, унося с собой раненого гитлеровца, уже были далеко. Заговорила наша артиллерия. Под ее прикрытием мы благополучно вернулись в полк.
	На следующий вечер .мы снова отправились в тыл врага. Лишенко вел группу по новому маршруту — в стыке между немецкими батальонами.
	Уже в тылу гитлеровцев мы неожиданно встретились с разведчиками соседнего полка нашей дивизии. Как и мы, они должны были захватить фельдфебеля и повара, доставляющих на рассвете пищу в один из батальонов. Старшие группы договорились действовать вместе. Но поскольку нас было больше, нам был «запланирован» фельдфебель, а соседям — повар.
	Наиболее удобным местом для нападения на кухню был поворот у кустарника в трех километрах от передовой. Туда и повел нас Лишенко. Пришли, расположились по обеим сторонам дороги и притаились. Только напрасными были наши ожидания. Занялся день, взошло солнце, проходил час за часом, а на дороге никто не появлялся.
	— Видно, другой путь избрали сегодня повара, — сокрушался Лишенко. — Но мы теперь вынуждены сидеть .на месте. Может быть, еще и дождемся «языка».
	Было уже около двенадцати часов, когда дозорные доложили:
	— По дороге в нашем направлении движется подразделение человек в сорок!
	Лишенко осмотрел дорогу и сказал:
	— Задача меняется. Хоть немцев в два раза больше, чем нас, но на нашей стороне внезапность. Дружно атакуем. Берем офицеров. Двумя группами уходим в разных направлениях глубже в тыл врага. Сбор на опушке леса, в шести километрах западнее нашего местонахождения.
	Старший лейтенант изложил план действий. Он по новому расположил разведчиков, уточнил порядок нападения и захвата пленных. Вскоре мы увидели гитлеровцев. Шли они медленно, нестройно, разморенные августовской жарой. Рукава курток завернуты до локтей, воротники расстегнуты, на шеях болтаются автоматы. Впереди два офицера.
	Около двадцати гранат разорвалось почти одновременно, когда колонна поравнялась с нами и Лишенко подал команду. Фашисты даже не успели понять, что происходит. Вся колонна была уничтожена.
	Лишенко и сопровождавшие его восемь человек вместе с пленным немецким офицером повернули налево, остальные разведчики — направо. Шестикилометровое расстояние до места встречи групп было преодолено бегом. Только на опушке леса мы перевели дыхание.
	Несмотря на шум, поднятый при разгроме вражеской колонны, все обошлось благополучно. В условленном месте мы соединились. В нашем распоряжении было много документов вражеских солдат и один «язык». Второй офицер был убит. Сильно пострадавшему гитлеровцу мы оказали необходимую медицинскую помощь, дали воды. Переводчик тут же приступил к допросу.
	В лесу мы пробыли до ночи, потом тронулись в обратный путь. Не так просто пройти около шестнадцати километров по территории, занятой врагом. Но нас вел опытный командир, бывалый разведчик. Нам удалось избежать встреч с гитлеровцами. К середине ночи мы были в полку.
	В следующий раз мы во главе с Е. Я. Лишенко действовали в районе западнее села Солдатское. Объект нападения — фашисты, окопавшиеся рядом со стогом соломы. Местность вокруг была открытой, поэтому старший лейтенант повел разведчиков по заминированной лощине. Как было установлено наблюдением, лощина охранялась слабо.
	По узкому проходу, расчищенному нашими саперами, мы преодолели минное поле довольно быстро. Когда из-за туч выглянула луна, мы были почти около стога. Вокруг тишина.
	Окружив стог, мы подползли к нему плотную — и увидели пустые окопы. Видимо, немцы дежурили здесь только днем.
	— Придется идти в Казинку, — решил Лишенко и повел группу в ближайшее село. Оттуда доносился громкий лай собак. Перейдя вброд небольшую речушку, мы очутились на огородах. Пока выливали воду из сапог и приводили себя в порядок, Лишенка с двумя разведчиками отправился в село выяснять обстановку. Вернулись они скоро. С ними был старик лет семидесяти с большой окладистой бородой. Оказывается, вечером в Казинку прибыла механизированная часть. Немцы еще не спят, заполнили все дворы, в разговорах часто упоминают Москву.
	— С этими лучше не связывайтесь, — сказал старик. Он посоветовал напасть на одинокий дом, который находился на противоположной окраине села. В этом домике жил комендант. Лишенко задумался. Но вот он тряхнул головой, поднялся.
	— Если к этому домику мы станем пробираться огородами, нас выдадут собаки. Поэтому лучше, воспользовавшись непроглядной темнотой ночи, идти прямо по селу. Так путь короче и безопаснее. А вы, дедушка, не обижайтесь, пойдете вместе с нами, не можем мы отпустить вас сейчас.
	— А чего ж обижаться. Я ведь понимаю, что такое разведка, две войны прошел. С немцами я встречался и в империалистическую войну и в гражданскую. И сейчас дрался бы с ними, только года не позволяют.
	Как всегда, коротко и четко Лишенко изложил план действий. И вот мы, построившись в колонну, двинулись вдоль села. Впереди в роли командира шагал наш переводчик. Время от времени он подавал команды на немецком языке. Почти у каждого дома стояли часовые, во дворах слышался чужой говор. А мы шагали по центру улицы, крепко сжимая в руках оружие, готовые в любую секунду к действию. Однако на нашу колонну никто не обратил внимания. Часовые в темноте принимали нас за своих.
	Наконец длинное село осталось позади. Мы приблизились к домику, указанному стариком. Только и на этот раз нам не повезло: немецкого офицера в доме не было.
	Занималось утро. По распоряжению Лишенко мы заняли оборону во дворе дома. Часть разведчиков поочередно отдыхала в прохладном погребе, остальные несли охрану и вели наблюдение, Немец-комендант так и не вернулся в дом, надо полагать, загулял с начальством прибывшей части. Но разведчики не теряли времени. Они внимательно следили за тем, как гитлеровцы целый день маскировали танки, артиллерию, машины — прятали их в небольшой рощице, в садах, Лишенко отмечал все на карте. С особой тщательностью он выбирал ориентиры, указывая места скопления техники.
	Ночью мы вернулись в полк. Вместе с нами ушел из Казинки и старик: в селе Солдатское жили его родственники.
	На рассвете заговорила советская артиллерия. Вслед за ней на врага, окопавшегося в районе Казинки, обрушила свой груз авиация. Подробная схема, составленная Емельяном Лишенко, позволила артиллеристам и летчикам наносить точные удары.
	Задача, поставленная перед группой офицеров-разведчиков, была успешно выполнена. В течение нескольких дней мы добыли много ценных сведений о противнике. Командование поблагодарило офицеров-добровольцев, и они вернулись к исполнению своих прямых обязанностей.
	Емельяна Лишенко вскоре назначили командиром стрелкового батальона. С каждым боем все ярче раскрывались его командирские способности. Руководимые им гвардейцы отважно сражались с врагом под Сталинградом, при освобождении Донбасса, во время форсирования Днепра и в последующих боях. Одиннадцать раз был ранен отаажный комбат, но ни разу не покинул поле боя. Так и лечился на ходу. За мужество и отвагу Лишенко был награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, орденом Александра Невского, орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу» и другими медалями. Бойцы любили своего командира-коммуниста. Бесстрашный в бою, он всегда был среди солдат, на самых трудных участках. Поистине отеческую заботу проявлял командир о питании и обмундировании личного состава. В минуты затишья он любил беседовать с подчиненными, не прочь был спеть с ними песню, сплясать. Лишенко очень любил музыку И. Штрауса и, забегая в свободную минуту к нам, играл на баритоне его вальсы особенно свой любимый — «У голубого Дуная». И вот настало время, когда Емельяну довелось не только увидеть воспетую любимым композитором реку, но и драться за нее. Мотострелковый батальон гвардии майора Лишенко одним из первых форсировал многоводный Дунай.
	В феврале 1945 года гвардейцы-воронежцы вели бои в районе озера Веленце. В то время наш оркестр был прикреплен к артиллерийскому снабжению, и музыканты день и ночь грузили боеприпасы. Непрерывно подъезжали машины из разных подразделений бригады, забирали груз и мчались на передовую. И только из батальона Лишенко машины за боеприпасами не приходили. Ходили слухи, что он попал в окружение. Мы очень беспокоились за Емельяна и тех, кто был с ним.
	Однажды часов в одиннадцать ночи к нам приехал начальник штаба бригады гвардии подполковник С. А. Иванов.
	— Вот что, товарищи музыканты, — сказал он, — Емельян Лишенко уже три дня дерется в окружении. Ему очень нужны боеприпасы и горючее. Доставить их к нему не так просто, но надеюсь, что вы все же сможете пробиться.
	По приказу начальника штаба ремонтники занялись глушителями грузовиков, чтобы уменьшить шум двигателей, а оркестранты тем временем наполняли кузова машин ящиками со снарядами и патронами, бочками с горючим.
	Тщательно изучив карту, наметили маршрут движения. По команде гвардии капитана М. Г. Гыченкова, возглавлявшего нашу колонку, восемь грузовиков с потушенными фарами покатили к переднему краю. Вели их опытные шоферы А. Магнушев, М. Кириленко, С. Капустин и другие. На случай нападения противника на машинах были установлены пулеметы. В этой операции принимали участие коммунисты П. Антюхин, А. Федотов, Н. Черезов, комсомольцы А. Гридин, И. Хохлов, С, Бунин, Н. Россолов, И. Шкляр, В. Шевченко и другие музыканты полка.
	Колонна шла по глубокому оврагу, который немцы считали непроходимым для машин и не охраняли. В темноте нам удалось проскочить опасное место.
	Емельяна Яковлевича Лишенко я нашел в одном из бункеров (так венгры называла подвалы на виноградниках). Гвардии майор сидел у бочки, превращенной в стол, склонившись над картой. Тут же были начальник штаба батальона гвардии капитан Семен Довгаль, заместитель командира батальона по политической части капитан Турсун Курбанов и командир разведвзвода старший лейтенант Алексей Анищенко. Тускло мерцала «коптилка», сделанная из гильзы снаряда. В углу на соломе лежало несколько раненых, за которыми заботливо ухаживал фельдшер гвардии старший лейтенант Иван Лесик. Ближе всех к командиру лежал раненный в ногу заместитель командира бригады гвардии полковник Воробьев. Лишенко поднял голову, узнал меня — и от удивления его большие глаза, казалось, стали еще больше.
	— Как ты сюда попал, Николай?
	Узнав в чем дело, он радостно кинулся обнимать меня.
	В соответствии с приказом комбрига батальон должен был этой же ночью выйти из окружения. Лишенко вызвал командиров подразделений, распределил боеприпасы и горючее, указав время и порядок действий при выходе из окружения.
	— Учтите, товарищи, — весело сказал он, — будем пробиваться к своим не как-нибудь, а с музыкой: ведь с нами оркестранты!
	Трубачи оркестра сорвали с плеч вещевые мешки, вынули трубы и, выпрямившись во весь рост, дали сигнал «В атаку».
	Бой, действительно, получился «музыкальный»: гвардейцы, атакуя врага, не жалели боеприпасов. Враг не выдержал натиска. Батальон почти без потер вышел из окружения в район сосредоточения бригады.
	Потом были длительные кровопролитные бои за Секешфехервар. Этот город неоднократно переходил из рук в руки. В одной из схваток батальон Лишенко, дравшийся в районе кирпичного завода, снова оказался в окружении. На этот раз обстановка сложилась так, что помочь ему было невозможно. Враг сильно потеснил наши части, уже давно не получавшие подкрепления. Но батальон Лишенко, окруженный со всех сторон плотным кольцом превосходящих сил противника, держался стойко. По радио от комбата регулярно поступала информация. Гвардейцы мужественно отбивали многочисленные атаки фашистов.
	А вечером 16 февраля 1945 года радист доложил комбригу, что его просит на переговоры Лишенко. Гвардии полковник А. Т. Худяков пошел к рации. Вернулся он со слезами на глазах.
	— Товарищи, — сказал Александр Тимофеевич присутствующим в штабе офицерам, — Лишенко передал: «Выйти не могу, боеприпасы кончились. Мы готовы к смерти. Прошу деть артиллерийский огонь по нашему квадрату». Оказывается, он уже договорился с батарейцами и вызвал огонь на себя.
	Мы молча сняли головные уборы.
	Попав в огненное кольцо «тигров», маленькая труппа храбрецов во главе с командиром батальона дралась до последнего патрона...
	Так в самом конце войны погиб Емельян Яковлевич Лишенко — воронежский музыкант, боец добровольческого полка, отважный разведчик, талантливый командир-коммунист.
	Однажды (это было во второй половине марта в районе озера Балатон), сопровождая автоколонну, мы узнали, что в медпункте, мимо которого проходила наша дорога, лежит Худяков. «Утром доставили. Пуля в висок, навылет. Самолета с минуты на минуту ждем»,— сказал мне знакомый врач.
	Правдами и неправдами мы с Мишей Гыченковым проникли в палату. Комбриг лежал без движения, голова его была забинтована. Стал я под притолоку, смотрю, молчу.
	И вдруг у Худякова дрогнули веки, приоткрылись глаза. Мы подошли к нему. Он узнал нас, сделал попытку улыбнуться... Потом сказал: «Передайте начальнику штаба Иванову, пусть отметит гвардейцев, сражавшихся за Балатон…» Помолчав, чуть слышно попросил: «Сыграли бы что-нибудь хорошее...»
	Я осторожно, на цыпочках, вышел из комнаты. Музыканты взяли инструменты, построились под окном. Они играли «Полонез» Огинского. Играли, а на глазах стыли слезы.
	Вскоре специальным самолетом Худякова доставили в Москву, в клинику Бурденко. Его четыре раза оперировали. И он выжил после четырнадцатого ранения.
	...Май сорок пятого. Стреляли в воздух, пели, целовались. Победа! Вот тут музыкантам пришлось поработать! Играли русские, украинские, грузинские и других народов песни, марши, вальсы. Звучала и музыка Штрауса. Ноты трофейные, венские. Сказочные вальсы любили и победители, и местные жители.
	После победы нам представилась возможность посетить исторические места австрийской столицы: музеи, театры, парки, Венский лес и стадион, где наши гвардейцы сыграли товарищеский матч по футболу со сборной Вены. Игра окончилась со счетом 3:1 в пользу гвардейцев. Два мяча забил Мирон Яворовский и один Александр Магнушев.
	Мы были приглашены на стадион и как зрители, и как музыканты: оркестр до начала матча и в перерывах исполнял советские песни и танцы, произведения венских композиторов.
	Побывали мы и на венском кладбище. Пошли туда, чтобы поклониться праху знаменитых музыкантов.
	По пути нарвали полевых цветов. Служитель у часовни в специальном, расшитом золотом костюме встретил нас не очень дружелюбно.
	Идем по главной аллее. Смотритель кладбища все время следует за нами. Увидев бюст Иоганна Штрауса, советские воины стали класть цветы на молил у великого композитора. Смотритель подошел ближе и поклонился нам, сказав:
	— Я прослужил на этом кладбище более пятидесяти лет. Видел много посетителей. Среди них были музыканты, ученые, писатели, министры, короли и принцы, а вот военные сюда никогда не приходили, да еще с таким добрым намерением.